Вошь на гребешке

Демченко Оксана Б.

История опоздания довольно быстро закончилась, но Влад пропел её еще раз, громче и старательнее. Лес стерпел без возражений. Зачем мешать букашке копошиться, если впереди - пологий подъем, укутанный зеленью и не заметный глазу? Ноги распознают коварство местности и без помощи зрения.

– Скотство этого мира безгранично, - посетовал Влад, снова устраиваясь на отдых и ощущая себя бывалым походником.
– Подумаешь, подъем. Дальше будет спуск. Где-нибудь.

Так он повторял и на втором привале, и на третьем... Верилось все хуже. Вспоминались слова Тоха об устройстве здешнего мира: у вдруг все они - правда, пусть звучали

полуиздевкой-полулегендой для простаков?

Если Тох, вопреки нелепости сказанного, был серьезен, то здесь не работают правила, привычные по родной Земле. Подъем может оказаться нескончаемым, вдруг корни - или что тут вместо нормальной почвы?
– вздумали подшутить или затеяли перестройку местности. Они ведь живые. Определенно - живые! Отсюда и ощущение наблюдения, и это нежелание собственного сознания отвлекать взгляд от изучения красного корня. Лучше не видеть внятно то, что даже краем глаза и против воли замечается: движение стволов, норовящих потянуться и расправить плечи крупных ветвлений. И еще волны шелеста, катящиеся по листве без всякого ветра или даже против такового. Когда пелось про 'без десяти девять', листва исправно повторяла ритм, то взблескивая многоцветьем осени, то сникая сплошной серостью изнанки листьев...

– Цветомузыку освоили, мля, - громко посетовал Влад. Он с некоторых пор не ругался, поскольку полагал себя способным дорасти до владельца компании и заранее избрал стиль поведения. Солидный, сдержанный. Ему ли не знать, каким придурком выглядит матерящийся шеф.
– Лучше бы указатели нарисовали: до места тридцать кэ-мэ... Черт, это без машины слишком.

От мысли, что до места, может, и в десять раз дальше, снова стало тоскливо. Ноги заболели вдвое сильнее.

– Не помню ни одного попаданца со сбитыми в кровь ногами, - еще громче пожаловался Влад.
– Хотя сколько я прочел? Я все больше по деловой литературе спец. И наверняка все же им - ну, попаданцам, - встречаются добрые сапожники. Им сразу выдают транспорт и зачитывают правила. Ну, или не зачитывают... А потом уж неизбежно: победы, красивые дикарки и титул местного князя-президента. В финале первой книги, ага...

После упоминания дикарок и титулов стало тревожно. Вспомнилась Маришка, о которой до того как-то и не казалось должным подумать: тут бы самому выжить. Между тем, ей и Мишке без помощи будет плохо. Зарплата у Маришки на прежнем месте была приличная, но официально её числили на треть от реального дохода, как и всех прочих на той фирме. С трети и рассчитали пособие. Дома осень, глубокая. Мишке надо покупать много всякого к зиме. Влад припомнил, как сам вызвался в свободные выходные подъехать и помочь, Маришка промолчала - значит, с деньгами напряженка...

Влад споткнулся и завалился на спину, мешок пребольно надавил куда-то в почку, хрустнуло и смялось содержимое - еда, между прочим, и где иную добыть, не ясно. Но Влад не заметил боли, не ужаснулся грядущему голоду.

– А если те, со свалки, возьмутся искать семью?

Лес по обыкновению промолчал.

– А если они уже нашли моих?
– громче спросил Влад, впервые позволяя себе отвлечься от корня и оглядеться.
– Мне надо домой! Эй, кто тут за администратора? Гейм овер вам в ухо, мне надо домой!

Лес и это проглотил без затруднений. Влад сел, морщась, и на ощупь перебирая припасы в мешке: вроде целы, относительно - но сойдет пока что и так. Он снова огляделся.

Лес одинаков во все стороны, гуще одежной щетки, беспросветнее пыльного мешка. Этой самой пылью вьется мошкара, и никогда в привычном лесу, дома, не доводилось видеть такой густой заселенности солнечных лучей. Сами лучи вроде бы подточены мошками, они блеклые, невнятные. Здесь тоже осень, пусть и не ноябрь, и пока что не было ни единого дождя... От мысли о сырости в добавок к нынешним невзгодам мурашки прямо-таки дыбом встали на спине.

– Пожалуйста, мне правда надо домой, - Влад еще раз попробовал уговорить мироздание, выбрав в собеседники крупный полусухой стебель травы, буро-красный, тощий, упрямый даже на вид.
– Я не хочу ни во что играть, правда. Мне некогда.

Куст сердито качнулся. Влад хмыкнул. 'Он не хочет', как же. Мысль о попытке угона здешнего 'Кайена' пришлось долго и старательно устранять из памяти. Она тащила за собой неподъемный ворох вопросов и не давала надежды на ответы, пусть самые общие и предположительные. Кто был человек в селении, подошедший со спины и прошептавший подсказку? И кто эта королева? И как вообще может человек вдруг стать чудищем? А, если уж это случилось, чем его вернуть в должный облик?

– Боже, у меня и так болела голова, - застонал Влад.
– Боже, пошли мне аспирин, пачку сигарет и мобилу со свежей СМС-кой от Маришки...

Лес за спиной опасно потемнел и зашуршал разбуженным ветром. Тучи угасили солнечные столбики - садки для мошкары. Стало окончательно неуютно, настолько, что Влад скрипнул зубами, вцепился в мешок и рывком встал. Шагнул по красному корню. Когда за спиной копится большой страх, идти проще, чем сидеть.

– Маришка сама выкрутится, не маленькая, - веско решил Влад.
– Она дома, у неё мобильник, железная дверь и вообще, рядом соседи, службы спасения, есть участковый, наконец. Это я один тут... борюсь.

Стало еще мрачнее, ветер притих, оглохшие уши тщетно ловили хоть отзвук в лесной неподвижности. Тишина пугала до паники, Влад теперь шагал быстро, хромал, но не тратил себя на стоны и жалобы. Ледяная липкая спина - она лечит куда успешнее аспирина...

Тропа, кажется, продолжала карабкаться по бесконечному холму к недосягаемой вершине. Влад шел и шел, не оглядываясь и не отвлекаясь от красного корня. Жуткое безветрие гасило остатки света, удушало. Мрак норовил захватить лес еще до природных сумерек. Хотя кто поймет здешнее время? То оно тянется, то летит, не оставляя по себе памяти, то давит на плечи и зудит комариком в виске. Не может ночь упасть в несколько вздохов. Нельзя устать до полного изнеможения за считанные шаги. Невозможно перебирать ногами с усердием, создаваемым из большого страха - и видеть краем глаза все ту же светлую паутинку, висящую на ветке чахлого куста. Неизменно, с самого начала тишины.

Влад моргнул и охнул, открывая глаза и не соглашаясь признать их открытыми: черным-черно! Беспросветно, и стало так в единый миг. Или он - ослеп? Ужас удавкой захлестнул горло и не выпустил крик. Влад запнулся о корень и начал падать вперед, медленно и совершенно нереально, ощущая каждый миг падения длинным, наполненным. Сердце отстукивало огромные по протяженности мгновения, и казалось - между ними умещаются часы, а то и целые дни. Вернее ночи, света-то нет. Наконец щека припечаталась к корню, боль обожгла кожу. Время уплотнилось, делаясь почти привычным.