Восход черного солнца

Фридман Селия С.

Это было совершенно невозможно. Немыслимо. Пусть землетрясений здесь не бывало, но солнце-то светило, и сменялись времена года, как и везде. И любая другая глыба такой величины, такого строения, давно бы уже растрескалась по всем законам природы. Неравномерное расширение и сжатие, разъедающее действие ветра и льда, давление собственного непомерного веса… Такой монумент не может существовать, значит, он не существует. Вот и все. Никакие охранительные Творения не защитили бы его от действия природных сил. Значит, здесь что-то другое.

— Иллюзия? — подумал он вслух.

Женщины обернулись к нему.

— Думаешь? — недоверчиво спросила Сиани.

—

«Когда встречаешься с невозможным, просто невероятное становится правдоподобным при сопоставлении». Помнишь эту цитату из… — Он внезапно остановился, словно слова застряли в горле. Но все-таки закончил: — Из Пророка. Из его рукописей.

— Джеральд, — прошептала Сиани. Дэмьен промолчал. — Значит, он там?

Голос ее был тих и ровен, но в нем скрывалась такая тоска, такое страдание, что сердце его заныло.

— Его прячут там.

— Очень может быть.

Он знал, произнося эти слова, что не «может быть», а совершенно точно. Он чуял нутром, будто связь его с Таррантом помогла прорасти изнутри этому знанию, и ему даже не пришлось прикладывать усилий.

— Или то, что от него осталось. — Он понизил голос. — Вспомни сны про огонь.

Сиани кивнула. Это были больше, чем просто сны, но они еще не доходили до уровня Познания. Насколько им можно было доверять? Она подняла взгляд на далекую цитадель.

— Ему больно.

— Больно. — Дэмьен заставил себя посмотреть туда же. — Как и тем несчастным, чью жизнь он разрушил. Не говоря уже о тех, кого он убил.

— Дэмьен…

— Сиани. Прошу тебя… — Он знал, что за этим последует, и боялся этого. — Он выбрал сам. Если он…

— Мы должны ему помочь, — прошептала женщина.

Что-то стиснуло его грудь — страдание или ярость. Но прежде чем он ответил, она быстро добавила:

— Не потому, что ему нужна помощь. Тебя это не трогает, я знаю. Но потому, что он нужен нам. — Тонкие руки ее вцепились в Дэмьена, и он оказался с ней лицом к лицу. — В этой крепости — или под ней — сейчас находятся трое. Человек-колдун, который уже доказал, что способен убить кого угодно. Могущественный демон, которого защищают десятки — если не сотни — ему подобных. И человек, обладающий властью, о которой мы с тобой можем только мечтать, и если ему удастся освободиться, он вновь обретет эту власть, чтоб защитить нас. Разве ты не понимаешь? — Сиани вскинула голову, сверкающие глаза не отрывались от Дэмьена. В уголке одного глаза блеснула слеза. — Это не сентиментальность, Дэмьен, и этические соображения тут ни при чем. Это попросту единственный наш шанс. Боги, как я хочу выбраться отсюда и остаться в живых! Я хочу, наконец, разделаться со всем этим. Но Огня у тебя нет, Сензи убит… Так неужели мы откажемся от помощи Тарранта, от нашей единственной надежды?

— Я бы скорее сам отправился в ад, чем помог этому человеку вернуться в мир, — ответил Дэмьен. — Ты хоть понимаешь, кто он такой? Ты хоть понимаешь, что он сделал? Он замучил сотни людей, и он замучит еще тысячи — и только потому, что нам понадобилась его помощь!

— Ты заключил с ним соглашение. Ты говорил, что пока он идет с нами…

— И я чертовски точно соблюдал каждую букву этого соглашения, я поддерживал его вместо того, чтобы убить, и отвечу за это в Судный день. Я и пальцем не шевельнул против него, пока мы шли вместе, но Бог мой, Си, неужели я должен отправиться за ним в ту же ловушку? Рисковать своей жизнью, спасая его?

— Он попался из-за меня…

— Он попался, потому что ставил свою дерьмовую жизнь

в сто раз выше, чем твою — или мою, или нас обоих! Потому что один маленький пунктик в контракте, связывающем его, гласит, что он должен защищать свое существование! И все! Этот человек — чудовище, а что еще хуже — это чудовище когда-то было человеком. Это куда ужаснее, чем твои демоны. Думаешь, он и вправду заботился о тебе? Думаешь, он способен заботиться о чем-либо, кроме собственной жизни? Он бы раздавил тебя в лепешку, если б ты встала на его пути! — Слова вырывались из него бурным потоком, и вместе с ними — весь накопившийся гнев. Вся ненависть к этому человеку, к тому, чем он был. Все, что держалось под спудом все эти недели. — Ты знаешь, что он сделал со своей женой, со своей семьей? Думаешь, ты лучше них, если ему понадобится ради собственной выгоды убить тебя? Думаешь, тебя он оценит выше, чем ценил собственную кровь? Да он убьет тебя не раздумывая — разве что прикинет, как извлечь побольше пользы.

— Не считай меня дурой, — тихо проговорила она. — У меня нет никаких иллюзий насчет него. Может быть, я понимаю его даже лучше, чем ты, — глаза ее сузились, — поскольку меня не ослепляют теологические предубеждения. Позволь, я расскажу тебе, кто он такой. Убери его меч, и его ошейник, и все атрибуты его зла… и останется просто посвященный. Такой же, как я. — Она помолчала, чтобы смысл ее слов дошел до него. — Мы с ним — одно и то же. Он и я.

— Сиани…

— Послушай. Попытайся понять. Я знаю, ты не хочешь этого слышать. Почему, думаешь, я молчала раньше? Как бы мы ни были близки, эту часть меня ты никогда не понимал по-настоящему. Ту часть, о которой ты знать не хочешь. Ту часть, которую никогда не поймет непосвященный… только Зен мог бы, наверное. Иногда я думаю, что он понимал. — Она дотронулась до его руки, но прикосновение было холодным и странно чужим. Неуютным. — Мы родились не такими, как вы. Вы появляетесь на свет в понятном мире, ваши родители знают, с какими бедами вы столкнетесь, и могут подготовиться… Большинство же посвященных умирают во младенчестве. Или вырастают безумными. Мозг ребенка не справляется с тем, что обрушивается на него: хаос информации, не поддающийся контролю. Мы всю жизнь пытаемся приспособиться, отыскать хоть какой-то порядок во вселенной. Он так жил, и я тоже. Пути у нас различны, но конечная цель одна: покой. В наших душах, в наших мирах.

— И теперь вдруг ты об этом вспомнила? — резко оборвал ее священник. Он готов был убить себя за эти слова, ведь они больно ранили ее. Но ненависть словно сорвала заслонки — он уже не мог сдерживаться.

— Я Разделила его воспоминания. Он сам предложил. — И Сиани продолжала, не давая перебить себя: — А почему бы и нет? Это тоже способ обучения. Там не было воспоминаний о… о том времени, когда он уже изменился. Нет, о нет. Только о его человеческой жизни. И — боги — какое богатство, какая глубина…

Он зажмурился. Он понял все. Вот оно, темное пятно. Та порочность, которую он ощущал в ней, хотя пока не мог определить. Таррант влил часть своей души в ее душу, заполнив пустоту. На короткое время это даже как-то успокоило его. Теперь у нее есть твердая основа знаний, заменившая то, что она потеряла, это придаст ей уверенности. Но потом… Дэмьен быстро отвернулся, чтобы она не увидала, какая ярость бушевала в его глазах. Какая ненависть. И печаль…

Она уже не сможет забыть его. Физически не сможет. Точка. Что бы он ни говорил, что бы ни делал, она не выйдет из-под его влияния.