Восход черного солнца

Фридман Селия С.

— Как?

— Без оружия. Так он сказал. Собственно, он сказал» без угрозы «.

Дэмьен посмотрел на утыканного. И какая-то темная пружина задрожала внутри — то, на чем держался его дипломатический такт, казалось, вот-вот сорвется.

— Скажи ему, что я с радостью оставлю оружие, — холодно заявил он, — если он спрячет зубы и когти.

— У них нет когтей.

— Переведи остальное.

Она как-то странно посмотрела на него, но перевела. Утыканный фыркнул, но ничего не промолвил.

— Будем считать, что он согласен, — пробормотал священник.

—

Дэмьен… — начала было Сиани. Помолчала и шепнула: — Будь осторожен.

Он с усилием улыбнулся; от движения губ в бороде зазвенели кристаллики льда.

— Это Мы уже проходили.

Он нашел место, где ближайший кол отстоял на несколько футов от стенки ямы, и стал спускаться. Но земля, на вид утрамбованная, раскрошилась под его пальцами, и он проехался по стене, поскользнулся на обледеневшей почве и неуклюже шлепнулся на бок.

Потерянные молча смотрели.

Дэмьен быстро вскочил, заметив на будущее, что земля здесь не послужит надежной опорой. Снежная кашица, подтаявшая на солнце, стекала вниз и замерзала на ночном морозе. Он осторожно пробирался между острыми кольями, замечая, что их основания глубоко впаяны в лед. Постоянно действующий капкан. Почти постоянно. На грубо обтесанных стволах, когда он цеплялся за них, оставались клочки его одежды; пару раз он с трудом протискивался между кольями.

« Если б я взял сюда меч, что бы я с ним делал?»

Он миновал труп ксанди, ощутив внезапную острую жалость при виде того, во что превратилось столь грациозное создание. Обогнув еще несколько стволов, он предстал перед Потерянными. Вблизи они были выше ростом, чем казалось сверху; от них несло затхлой вонью, смрадом тесных нор. Еще священник разглядел какие-то зеленоватые потеки на их шерсти, как будто неведомая плесень приспособилась к такому местообиталищу; круглые бледно-серые пятна покрывали плечо одного ракха, грязно-бурая корка запеклась на ляжках другого. Эти новообразования источали собственную вонь — пахло гнилью и разложением. Вдобавок, казалось, некоторые украшения утыканного служили услаждению обоняния: острый аромат сосновых игл вперемешку с едким мускусом поднимался, подобно испарениям, от его шкуры. Этакие своеобразные духи.

Он подошел как мог близко к своему сопернику и встал лицом к лицу с ним. Потерянный был выше ростом, но намного тоньше, к тому же ему недоставало съемных шкур, какие были на Дэмьене. Абориген попытался принять позу повнушительней, но сильное тело священника явно смотрелось выигрышнее — да и ритуальная враждебность ракха не могла сравниться со сдержанной яростью, что скрывалась под маской невозмутимости человека и только ждала повода вырваться наружу.

— Одно неверное движение, — прорычал Дэмьен, — и я оторву твою дерьмовую голову. Не переводи, — предупредил он Хессет.

— И не подумаю.

Утыканный что-то злобно прошипел, но не сделал попытки напасть на священника. Вместо этого он отступил, и меч, который он закрывал спиной, оказался на виду. Зловещей мощью Повеяло от него, лицо Дэмьена словно обжег арктический холод; он постарался не выказать

своих чувств, чтобы Потерянные не приняли их за слабость. Чувствуя, как в животе его скручивается тугой ледяной комок, он шагнул туда, где лежал меч. И остановился рядом. Оглянувшись, проверил, соблюдают ли Потерянные дистанцию — те не двинулись с места, — потом потянулся к мечу и крепко ухватил рукоять.

…И боль взорвалась в руке, когда ледяные острия внезапно вонзились в тело. Словно все тепло его плоти устремилось к ладони, вытекая через нее, пожираемое жадной сталью. Он стиснул зубы и поднял меч. Пальцы его онемели, обожженные холодом, но он не разжимал их, терпя боль, сдерживая страх, что поднимался в душе.» Охотник питается страхом, — напомнил он себе. — Его оружие Действует так, чтобы вызвать страх «. Он поборол панику и заставил себя крепче сжать обтянутую кожей рукоять, пока смертоносная мощь поражала его тело, его внутренности, его сердце. Однажды он подчинился холодному огню Тарранта — здесь было то же самое, в сотни раз сильнее, в тысячи раз ужаснее, но то же самое. Он зажмурился и вспомнил то испытание, стараясь хоть так укрепить себя, пока жуткая мощь подавляла его, изменяла его… и испытывала его, сверяясь с неким темным и страшным образцом, и вдруг отошла, и боль стала утихать, стала почти терпимой, ледяные острия еще кололи его, но уже не грозились уничтожить.

Он повернулся к Потерянным, все еще крепко стискивая рукоять. Рука онемела от холода, но лезвие, казалось, ожило. Дэмьен не сомневался теперь, что сможет владеть им.

« И он будет пить жизнь, как делал его хозяин. Он будет пить ужас тех, кого ранит…»

Утыканный заговорил. В его тоне прозвучал вызов.

— Он говорит, эта вещь убила многих.

« Действительно. — Священник видел, что меч обмотан веревкой, за которую его и вытащили из норы. — И он не убил меня только потому, что я связан с Таррантом. Меч почуял родство «.

— Это принадлежит моему родичу, — повторил Дэмьен. Меч в его руке был тяжел, как кусок льда, но священник подавил желание положить его на землю.

Утыканный опять что-то просипел.

— Он говорит, это ест души.

Дэмьен глубоко вздохнул, пытаясь обдумать ответ.

— Скажи ему… Мы пришли убить пожирателя душ. Того, кто ест души ракхене. Скажи ему… иногда убийцу приходится убивать его же оружием.

Когда Хессет переводила, он наблюдал за их реакцией. И ждал. Темная власть пульсировала в его руке, ползла вверх, проникала в его мозг.» Убей, — шептала она. — Убей, покончи с ними «.

Он крепче стиснул рукоять и постарался не слышать. Тонкие ручейки чужой злобной воли еще струились в его мозгу, но он отказался понимать.

— Здесь есть только один пожиратель душ, — переводила Хессет. — В… — Она запнулась. — Думаю, он имеет в виду Дом Гроз.

— Что он говорит, как можно точнее!

— Я не уверена. Язык совсем другой…

— Не пытайся перевести понятия — просто повтори эти слова.

Ее брови сошлись к переносице, пока она силилась передать смысл.