Восход Чёрной Звезды
Шрифт:
Он задремал, вспоминая события последних дней. После того, как предательница Фенг Миранда обманом пробралась на борт первого корабля, после того, как корабль жутким и необъяснимым образом исчез, в космическом центре на острове Хайнань разразилась буря. Цунами. Все меры предосторожности немедленно ужесточили вдвое. Чай Говард об этом позаботился. Его выставили дураком, и потому не только благоразумие, но и гнев заставляли его проверять и перепроверять всякую мелочь. Больше не удастся наглым бунтаркам проникнуть в скафандровую и предательски оглушить честного астронавта!
И похитить второй корабль пришельцам не удастся с той же легкостью, с какой они похитили президентскую яхту.
Несколько бессонных ночей и хлопотливых дней корабль лихорадочно вооружался, а состав экипажа тасовали как карты, пытаясь добиться оптимума. Второй корабль был крупнее первого; ведь он нес больше груза. Кроме новейших ракетных установок и антенн-излучателей белого шума, которые, как надеялись специалисты, могли нейтрализовать непонятное фиолетовое свечение, проглотившее президентскую капсулу, на борту находилось не три, а десять человек экипажа. Во-первых, сам Многолицый, несокрушимый в своем стремлении лететь, несмотря на предупреждения врачей и администрации. Затем, разумеется, Чай Говард, обманом лишенный первой попытки и сгорающий от желания наказать и отомстить. Плюс ударная сила: семеро натренированных, выносливых убийц-коммандос вместе с командиром, срочно отозванных из Ботсвана-ленда, где они исполняли одну маленькую миссию по умиротворению. Все десять утвержденных кандидатур последние перед запуском дни спали в одной комнате, пользовались одним открытым унитазом, ни на минуту не спускали друг с друга глаз, вплоть до момента, когда их облачили в скафандры и провели на борт корабля.
Тем не менее, перед самым стартом на Многолицего навалился страх.
В его жизни давно уже не было простых вещей, и даже страх перестал быть простым и понятным чувством. Он испугался — но не весь он. Ангорак Аглат, например, страха не испытывал. Ангорак некогда служил начальником системы безопасности в мексиканских протекторатах, и храбрость была для него профессионально необходимым качеством. И Шум Хенджу не испугался, и Цай Минго, а Поттер Алисия слишком блекло и расплывчато воспринимала реальность, чтобы испугаться по-настоящему. Она то и дело упрашивала еще раз прокрутить кассету с записью голоса дочери — это послание удалось выжать из Марии в обмен на обещание полного гражданства и протекции для нерожденного еще ребенка. Кассета мало помогала Алисии; едва прослушав запись, она ее снова забывала, поскольку нити, соединявшие ее с реальностью, всегда были слабы и ненадежны. Таковы были отважные участники собрания. С другой стороны, Корелли Анастасио был перепуган до смерти. Всю жизнь мучился он от агорафобии, боязни открытых пространств, а что может быть более открытым, чем космос? Хсанг Фуцуи и Дьен Кайчунг нервничали, поэтому потоки эмоций в густом супе коллективного сознания Многолицего были изрядно подкислены напряжением. Порядок работы собрания пришел в расстройство.
Все это крайне раздражало и Фунг Босьена, и его дополнительные «я» — нет, честное слово, хуже времени не придумаешь! Ведь последний имплант, Дьен Кайчунг, только-только начал адаптироваться! Едва миновали последствия операции, голова перестала кружиться, послеоперационные симптомы почти сошли на нет и собрание личностей вновь стало обретать способность выражать мнения многих с помощью одного голоса — упорядоченным, вразумительным образом!
Старт привел Многолицего в дискомфортное состояние. Едва на грудь навалилась перегрузка от удара двигателей, толкавших корабль в небо, едва не заломило ребра, как Корелли, Хсанг и Дьен запаниковали, а ведь и без них было тошно; выход на низкую орбиту дался не легче, не говоря уже о рывке по направлению к кораблю чужаков. «Успокойтесь! Успокойтесь же! — орал Многолицый внутри собственной головы. — Держите себя в руках! Спокойствие — это наше спасение!» Забавно, но остальные голоса говорили приблизительно то же самое и так же громко: жаль, что друг друга они не слышали.
Когда все голоса Многолицего собирались на совещание, дабы обсудить вопрос, принять решение и приступить к исполнению, — что происходило постоянно, ибо разлучить их могла одна лишь смерть, — было их ровно одиннадцать.
Ангорак Аглат, горец из южных провинций китайской державы, в прошлом офицер-артиллерист и сотрудник службы безопасности. Еще находясь в собственном теле, он несколько оглох из-за выстрела пушки, громыхнувшей почти над ухом. По этой причине он часто не говорил, но кричал. Превратившись в кусочек серого вещества, втиснутого в чужой череп, он не изменил этой привычке. Он постоянно орал вместо того, чтобы говорить спокойно. Ангорак всегда был прав. Он знал об этом, хотя другие, случалось, почему-то в его непогрешимость не верили. Ангорак был личностью ехидной, жадной; при незаурядном уме он, тем не менее, не мог себе представить, что есть люди поумнее, чем он, даже среди тех, с кем он делил ограниченное пространство внутри черепа Многолицего.
Поттер Алисия — добрая душа, она не выносила ссор и стычек. Она терпеть не могла, если соседи по черепу начинали переругиваться. Поттер принималась упрашивать, успокаивать, увещевать, понуждая всех и каждого жить в мире и согласии. Она была способна урезонивать до бесконечности, даже после того, когда всякие резоны теряли смысл. Даже после того, когда спорящие начинали испытывать к ней даже большую неприязнь, чем друг к другу. Она с готовностью мирилась и с насмешками, и с оскорблениями, даже с открытыми вспышками гнева — лишь бы достичь мира и покоя в их внутричерепном совете. По профессии Алисия была агрономом, матерью двоих детей и вообще милейшим человеком — кроме тех случаев, когда вопрос затрагивал ее собственные интересы.
Су Вонму в прошлом служил кадровым партийцем, но положение занимал не слишком высокое и особого веса не имел. Прочие кадровые товарищи с ним не особенно считались. Когда-то он играл в футбол. В политическом отношении Су отличался безупречной надежностью; он мгновенно улавливал новый курс партии и старательно по нему следовал. Он умел быстро и легко приспособиться к новой линии, научился по ней жить, отстаивать, объяснять ее правильность — пусть даже новая линия партии едва поддавалась вразумительному объяснению. И вот, когда высшие партийные чины решили, что наступил момент придать облику руководства более демократичные черты, что это будет стоящим вложением политического капитала, и, поглядев вокруг, принялись подыскивать надежного и популярного кандидата в члены президиума, тут-то и подвернулся Су — легкий и верный выбор. Переселившись в череп Многолицего, он оставался по-прежнему уживчивым, приятным в общении. Правда, пользы от него было немного. Такие, как Су, встречаются на любом совещании, в любом комитете — они поддерживают предложения других, но сами никогда ничего не предлагают.
Корелли Анастасио… о, это был еще один феномен! Чистых кровей туземец — американские предки на протяжении двух столетий. В прежней жизни занимался наукой. Кроме того, был существом абсолютно бесхребетным. Не менее благонадежен, чем Су Вонму, то есть собственных убеждений не имел вообще и поэтому был достоин доверия. Непохожим на других его делала жажда смерти. Он был рад тому, что умер. В прежней жизни остались взрослые дети и неудачный брак. Поэтому внутри черепа Многолицего он чувствовал себя в безопасности. Ему здесь больше нравилось.
Еще одним довольно заметным членом совета был Шум Хенджу. В прежней жизни ничего особенного из себя не представлял. Растил двух дочерей, трудился бригадиром на сталелитейном заводе, где однажды на него и плеснуло расплавленным металлом из ковша. Политикой никогда не интересовался. В широком мире, за стенами завода и домика, где обитала семья Шума, о его существовании даже не подозревали. Спасен Шум был по чистой случайности — если только оказаться внутри чужой головы означает спастись, — когда Многолицый предложил продолжать эксперименты с пересадкой мозговой ткани, тело Шума (а мозг его совершенно не пострадал во время несчастного случая, в отличие от тела, которое уже невозможно было спасти) первым подвернулось под руку, и он оказался вполне подходящим донором. К тому же Шум, как выяснилось, был человеком скромным и порядочным. Остальные импланты, бывало, снисходительно поглядывали на Шума с высоты воспоминаний о своих выдающихся и блестящих достижениях в прошлой жизни, которыми они тщеславно гордились. Шум ничего не имел против. Как и Алисия, он умел сохранять рассудительность и спокойствие в горячие моменты, умел снять напряжение, помирить ссорящихся, но, в отличие от Алисии, для себя почти ничего не требовал, потому что прав особых у него не было, да и почти ничего своего — тоже.
Что касается остальных имплантов, они преимущественно мало что сохранили от своей «персоны», поскольку ткани для пересадки брались из более глубоких, фундаментальных участков мозга. Но каждый из них разнообразил получившийся суп особым каким-нибудь привкусом. Многолицый, председатель совета, различал их всех, потому что у каждого голоса была своя особая окраска. Хотя объяснить этого он не смог бы. Ведь голоса были беззвучны. Подбор слов, напряженность желаний, дрожь неуверенности — вот по каким отличительным чертам он их узнавал.