Восхождение Запада. История человеческого сообщества

Мак-Нил Уильям

ЛЮБОПЫТНЫЙ КОЗЕЛ

Эта статуэтка, выполненная из золота, лазурита, перламутра и серебра, инкрустированных по клеящей основе из горной смолы, была обнаружена в царских захоронениях периода Третьей династии Ура и датируется приблизительно 2000 г. до н. э. Тема козла, взбирающегося на дерево, довольно часто встречается в искусстве Месопотамии. Каким было первоначальное предназначение или символический смысл этой статуэтки, неизвестно. Сохранилось немного подобных образцов искусства золотых дел мастеров и ювелиров, так как рост замечательного козла составляет полных 20 дюймов (50 см). Эта статуэтка раскрывает современному зрителю более легкую и изысканную сторону цивилизации Месопотамии, чем большинство других дошедших до нас произведений искусства и литературы.

Автор «Страдающего праведника» отчетливо сознает, что боги должны относиться к людям

справедливо, а не играть ими по своей прихоти. Эта вера жизнеутверждающим и оптимистичным образом сформулирована в гимне богу солнца Шамашу, восхваляемому за то, что он несет людям справедливость, наказывает злые силы и помогает угнетенным [105] . Шамаш был богом, давшим Хаммурапи его законы, согласно надписи, высеченной в верхней части стелы, на которой был обнаружен этот знаменитый кодекс; а распространение идеи справедливого отношения богов к человеку вполне может быть связано с развитием эффективной административной системы царского правосудия [106] .

105

Перевод на английский язык приведен в работе: Pritchard, Ancient Near Eastern Texts, pp.387-89.

106

Эта дискуссия о литературе Месопотамии в большой степени опирается на элегантное изложение Торкильда Якобсена в книге: Henri Frankfort et al., Before Philosophy, pp. 187-99, 223-31.

Однако такой подход был чужд более раннему религиозному мировоззрению; поэтому, когда в результате политических потрясений юридическая система Месопотамии в очередной раз разрушилась, до божественного правосудия было очень далеко. В сложившихся обстоятельствах любознательность порождала только неверие. Поэтому неудивительно, что начиная приблизительно с 1500 г. до н. э. жрецы и писари отбрасывают теологические, космологические и моральные рассуждения и вместо этого сосредоточиваются на составлении объемистых справочников и перечней слов, что постепенно привело к созданию энциклопедий существовавших знаний и доктрин. Ученость вытеснила литературу; больше не нашлось авторов, осмелившихся поставить под сомнение или изменить установившиеся религиозные трактовки. Вместо того чтобы использовать мифы в качестве литературной основы при создании эпических произведений или философской драмы, как это впоследствии сделают греки, обитатели Древней Месопотамии удовлетворились тем, чего они уже достигли.

Такой исход подытожил ход развития, при котором период обновления сменился застоем, как ранее в искусстве шумеров. Тесная связь между религиозными деятелями, с одной стороны, и художниками и писателями, с другой, возможно, объясняет прекращение процесса художественной и литературной эволюции как раз в тот период, когда, с сегодняшней точки зрения, возникли многообещающие возможности и проблемы. Не следует, однако, забывать, что при изображении богов и героев — словесными ли средствами или резцом скульптора — новизна всегда граничит с ересью. Истина заключена в древней доктрине; а подлинное благочестие требует почтительного сохранения старинных обычаев и идей. Кроме того, система школьного образования Древнего Вавилона всячески укрепляла этот священный консерватизм. Школы писцов были организованы в форме профессиональных гильдий и вскоре превратились в ревностные корпорации, оберегавшие профессиональные стандарты и профессиональные привилегии с бесстрастной строгостью. Для овладения тонкостями аккадского и шумерского языков и клинописных символов требовались долгие годы обучения, не говоря уже о математике и музыке, которые также входили в учебную программу. К 1500 г. до н. э. задача была упрощена путем подготовки серии текстов и конспектов существовавших знаний, предоставлявших будущим писцам легкий доступ ко всему объему знаний, которыми они должны были овладеть. Исключенные из канона сведения не воспринимались всерьез и вскоре предавались забвению, а все противоречия и спорные места в системе древнего знания Месопотамии затушевывались за счет мастерства составителей и авторов учебников. Система образования была направлена на то, чтобы в результате длительного обучения грамотности гарантировать формирование у каждого заканчивавшего обучение безусловно ортодоксального склада мыслей [107] .

107

Вавилонские школы и «канонизация» вавилонской литературы рассматриваются в работе: Adam Falkenstein, «Die babylonische Schule», Saeculum, IV (1953), 125-37; S.N. Kramer, «Schooldays: A Sumerian Composition relating to the Education of a Scribe», Journal of the American Oriental Society, LXIX (1949), 199-215; Adam Falkenstein und Wolfram von Soden, Sumerische und akkadische Hymnen und Gebete, pp. 15-16.

Учитывая такую организацию древневавилонской науки, вызывает еще большее удивление, что отдельные авторы нашли в своей душе вдохновение для создания величественных эпических произведений, которые существовавшая система не стала бы терпеть долго. Похоже, что обе поэмы появились за короткий период интеллектуальной и общественной оттепели, приблизительно совпавшей со временем, когда Хаммурапи

распространил свою власть на древние города Шумера и Аккада. Завоеватели-амориты (амореи) в то время все еще недалеко ушли от своих кочевнических корней; их наивные религиозные представления и поведение могли вступать в противоречие с мироощущением более цивилизованных жителей Аккада и Шумера. Более того, новый расцвет Вавилона логически предполагал возвышение его бога Мардука до главенствующего над всеми другими богами страны положения. Однако такая узурпация верховенства Мардуком требовала от жрецов отступления от профессиональных принципов в части вмешательства в древние мифы и священные истории. В этом смысле они добились больших успехов, о чем красноречиво свидетельствует «Сказание о сотворении мира» — выдающийся памятник их безжалостным амбициям и радикальному благочестию.

Трудно обнаружить столь же очевидный мотив создания «Сказания о Гильгамеше» или «Страдающего праведника». Тем не менее на этапе политических и общественных перемен, когда амориты смешивались с народами, чья цивилизация была более древней, и когда власть, богатство и религиозное руководство перемещались в новую столицу Вавилон, устои традиционной религии были явно нарушены. Подобно замерзшему морю под напором весенних потоков, оледеневшее выражение господствовавшей религии вздулось и треснуло; в старинных формулировках чувствовалось несоответствие времени; некоторые авторы с помощью усовершенствованной техники письма смогли зафиксировать это отклонение от прежней традиции.

Однако дух непочтительности, как и вызвавшие его к жизни условия, не просуществовали долго. Консерватизм жрецов и писцов быстро адаптировался к видоизмененным старинным традициям и твердо запретил их дальнейший пересмотр. Копирование, а не создание нового считалось истинным благочестием и научным подходом; копирование соответствующим образом поощрялось, к радости современных исследователей, обнаруживших множество копий великих эпосов, различным образом искалеченных, но столь похожих, что можно использовать один текст для восполнения пробелов в другом.

Развитие математики в Вавилоне, согласно сегодняшним научным представлениям, происходило по тем же законам. Таблички, датируемые приблизительно временем Хаммурапи, свидетельствуют об использовании элегантной шестидесятеричной системы счисления, основанной на позиционном принципе значения цифры, известном сегодня как «арабская» система. Единственный недостаток вавилонской системы записи чисел XVIII в. до н. э. — отсутствие обозначения для нуля. Эта система произошла от записи чисел, использовавшейся при ведении счетов; а ее шестидесятеричное основание объясняется тем, что вавилонские гирьки для взвешивания серебра — очень важного эквивалента стоимости во времена Хаммурапи — имели значения, кратные шестидесяти. Приблизительно в это же время математика вышла за чисто прикладные границы; некоторые таблички свидетельствуют о теоретическом интересе и достижениях в области сложных алгебраических действий. Были известны методы решения квадратных уравнений; древние математики умели также решать отдельные виды уравнений степеней более высокого порядка. Основное место в математике Вавилона всегда отводилось числам и их отношениям, в отличие от Греции, где упор делался на геометрию.

Возможно, в силу случайности их обнаружения сохранившиеся памятники развития вавилонской математики дают сильно искаженную картину. Тем не менее заслуживает внимания тот факт, что после всплеска созидательной активности приблизительно во время правления Хаммурапи не наблюдается никакого прогресса вплоть до эпохи Селевкидов (312-63 гг. до н. э.), когда соприкосновение с наукой Греции дало новый толчок развитию вавилонской учености. Период обновления как в математике, так и в литературе, вероятно, был непродолжительным. После того как немногие пионеры в математике добились значительных успехов, последующие поколения вавилонских писцов, похоже, пребывали в состоянии самодовольной удовлетворенности полученными процедурами вычислений. Так продолжалось более тысячи лет, пока геометрия греков не явила им новые достижения [108] .

108

O.Neugebauer, The Exact Sciences in Antiquity p. 19. О развитии математики в Вавилоне см. также работу: M.E.M.Bruins, Nouvelles decouvertes sur les mathematiques babyloniennes (Paris: Presses universitaires, 1951).

* * *

Подведем итоги: две основные вехи характеризуют достижения Месопотамии до 1700 г. до н. э. Во-первых, на базе организации жизни крестьян вокруг храмовой общины древние шумеры смогли создать условия для зарождения цивилизации. Основанная на религиозном мировоззрении, но поддерживаемая также практическими услугами, которые жрецы храма оказывали крестьянам, храмовая община позволила накопить значительный излишек сельскохозяйственной продукции и использовала этот излишек для обеспечения жрецов и зависимых ремесленников. Такая специализация привела в быстрому росту мастерства и раннему формированию художественных, интеллектуальных и технических традиций. К концу III тыс. до н. э. храмовые общины Шумера были дополнены другими, светскими типами аграрных общественных систем, где землевладельцы заняли экономическое положение, аналогичное коллегиям жрецов. Помещики могли таким образом сконцентрировать богатство в собственных руках не как представители божественных сил, но опираясь на военную силу или традиционные прерогативы своей ведущей роли в обществе.