Воскресенье на даче
Шрифт:
— Но за то Аффе будетъ съ нами кушать — вотъ экономіи и нтъ. Онъ выпьетъ три-четыре шнапсъ. О, я знаю Аффе! И онъ такъ много пьетъ! У него очень большой аппетитъ.
— За то Аффе заплатитъ третью часть того, что стоитъ лодка. Посл лодки придутъ Грусъ и Грюнштейнъ и мы будемъ играть въ крокетъ на пиво. Ты любишь играть въ крокетъ… Ты рада?
— О, ja… Но я люблю, чтобъ экономи, а ты можешь проиграть много пива.
— Норма. Мы сдлаемъ норму. Проигрышъ не долженъ быть больше трехъ бутылокъ. Вдь пиво въ воскресенье въ бюджет.
Амалія Богдановна погрозила мужу пальцемъ и сказала:
— О, Францъ, ты тратишь больше!
— Ein Kuss…
Гельбке схватилъ женину руку и поцловалъ ее въ знакъ своей виновности.
— Nun… Посл крокета мы будемъ обдать… — продолжалъ онъ.
— И Аффе, и Грусъ, и Грюнштейнъ съ нами? — испуганно спросила Амалія Богдановна.
— Нтъ, они пойдутъ домой. Вотъ за обдомъ ты можешь сдлать экономію. Зачмъ намъ супъ? Сегодня такъ жарко. Ты сдлаешь форшмакъ, потомъ жареные окуни — и довольно. А я могу прибавить бутылку пива.
— Опять пива! Францъ, я хотла сказать… Ты сигаръ много куришь. Надо длать экономію, чтобъ въ мое рожденіе была у насъ иллюминація. Мой братъ Готлибъ хотлъ принесть двадцать фонарей…
— Фуй… Оставь, Амалія… Я имю вечернія занятія и это покроетъ нашъ бюджетъ. Nun… Обдать мы будемъ на открытомъ воздух…
— Здсь, въ саду?
— Нтъ, тутъ тни нтъ, а мы снесемъ столъ за дачу, подъ березу.
— Но тамъ помойная яма.
— Ничего… Все-таки это будетъ въ зелени… Тамъ хорошая береза. А посл обда маленькій моціонъ… Мы пойдемъ въ кегельбанъ… Туда придутъ Аффе, Грюнштейнъ и Грусъ и сдлаемъ нсколько партій въ кегли. Посл кегель мы пойдемъ на прогулку въ Лсной паркъ. Ахъ, Амалія! Какіе тамъ цвты! Ты любишь цвты?
— Да, mein Schatz.
— И вотъ ты тамъ увидишь много, много цвтовъ. Тамъ я, Аффе, Грусъ и Грюнштейнъ споемъ свой квартетъ. Хорошо? Nichtwahr gem"uthlich?
— Gem"uthlich… — отвчала Амалія Богдановна и закатила подъ лобъ свои срые оловянные глаза.
— Вечеръ мы такъ и кончимъ музыкальнымъ удовольствіемъ. Изъ Лсного парка мы пойдемъ въ лсной клубъ музыку слушать…
— Францъ… Но вдь тамъ надо платить за входъ… Нтъ, нтъ, я не хочу. Ни за что не хочу… Надо экономію къ моему рожденію…
— Маменька… Мамаша… Амалія… Мутерхенъ… — перебилъ ее Гельбке. — Мы ничего не будемъ платить. Мы придемъ на улицу, встанемъ около забора клуба и будемъ слушать музыку даромъ. И Аффе будетъ съ нами, и Грусъ, и Грюнштейнъ… Даромъ, даромъ… — повторялъ онъ.
— Ну, тогда хорошо.
— А изъ клуба домой, сядемъ на терассу и будемъ слушать кукушку. Будемъ смотрть на луну и слушать кукушку. Ты любишь кукушку?
— О, ja… Gem"uthlich… А потомъ что? — спросила супруга и улыбнулась.
— А потомъ ты — моя Амалія. Вотъ и вся программа, — отвчалъ Гельбке. — Ты кончила свой кофе?
— Кончила.
— Иди за провизіей. Мы тебя будемъ провожать.
— Папа! Я колбасы хочу! — кричалъ мальчикъ.
— Нельзя, нельзя. Маленькому мальчику вредно утромъ мясо. Твой фибринъ ты получишь за завтракомъ.
Черезъ десять минутъ на улиц Лсного можно было видть Амалію Богдановну, шествующую съ корзинкой въ рукахъ. Сзади шелъ ея супругъ Францъ Карлычъ Гельбке и велъ за руки Фрица и Густю. Гельбке былъ уже облеченъ въ срую пиджачную парочку и имлъ на голов соломенную шляпу. Въ устахъ его дымилась дешевая сигара, вставленная въ мундштукъ, облеченный въ бисерный чехолъ — подарокъ Амаліи Богдановны.
III
ЕЩЕ У РУССКИХЪ
Все семейство Михаила Тихоновича Пестикова завтракало и вдругъ старшіе его члены разсорились и выскочили изъ-за стола, не довъ даже простокваши.
— Нельзя-же жить на дач и никуда не ходить гулять! — кричалъ Пестиковъ. — Зачмъ-же тогда было нанимать дачу? Зачмъ платить полтораста рублей?
— Чортъ васъ знаетъ, зачмъ вы нанимали, зачмъ вы платили! — отвчала супруга, Клавдія Петровна. — Пуще всего я вамъ не прощу того, что вы завезли меня въ этотъ поганый Лсной, гд тощища смертная, гд никуда нельзя выдти, не выпялившись во вс свои наряды.
— Гд-же-бы ты желала жить на дач? Въ Павловск, что-ли? Такъ тамъ, матушка, нужно еще больше выпяливаться. Тамъ можетъ быть и веселе, но за то ты тамъ въ паркъ даже безъ перчатокъ не покажешься.
— Зато тамъ порядочное общество, а здсь въ Лсномъ что такое? Тамъ все-таки стоитъ быть на вытяжк, стоитъ надвать корсетъ, стоитъ напялить перчатки и шляпку.
— Но должны-же мы хоть моціонъ сдлать. Въ будни я цлые дни на служб…
— Вы и идите одни, если вамъ нуженъ моціонъ.
— Нельзя-же и теб безъ моціону.
— Мн достаточно мой моціонъ вотъ здсь на балкон сдлать.
— Дтямъ нуженъ моціонъ.
— Забирайте дтей и идите.
— При живой-то жен да возиться съ ребятами? Благодарю покорно.
— При васъ нянька будетъ.
Произошла пауза. Жена въ блуз и непричесанная, съ крысинымъ хвостикомъ вмсто косы сидла въ углу терассы и дулась. Мужъ ходилъ изъ угла въ уголъ и усиленно затягивался папироской.
— Полно, полно, матушка, пойдемъ. Надо-же дтей прогулять. Иди, однься и пойдемъ хоть до Гражданки, что-ли… Туда дорога лсомъ, въ тни…
— Вотъ въ Гражданку-то я именно и не пойду. Что тамъ длать? Смотрть, какъ въ палисадникахъ пьяные нмцы пиво пьютъ?
— Ну, въ Лсной паркъ пройдемъ.
— Да въ Лсномъ парк, я думаю, теперь съ заблудившейся собакой не встртишься. Затянешься въ корсетъ, выпялишься въ платье — и иди въ Лсной паркъ! Что тамъ длать? Какая цль? Еще если-бы тамъ былъ ресторанъ, то можно было-бы придти, ссть, чаю напиться или мороженаго състь.
— Посмотримъ на цвточки. Тамъ отличный цвтникъ.
— Я не садовница.