Воскрешение на Ресуррекшн-роу
Шрифт:
— Он похоронен, сэр.
— Похоронен? — Сент-Джермин повысил голос. — Но это же абсурд! Что вы имеете в виду, говоря «похоронен»? В чьем-нибудь саду?
— Нет, сэр, похоронен как должно: в гробу, который зарыт в могиле на кладбище.
— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Сент-Джермин начинал злиться. — Кто же похоронит задушенного человека? Ни один доктор не подпишет свидетельство, если человека задушили, и ни один священник не похоронит его без свидетельства. Вы несете вздор. — Он показывал всем своим
— Я излагаю факты, сэр, — спокойно ответил Питт. — У меня тоже нет никакого объяснения этому. Я знаю только, что его похоронили в могиле некого Альберта Уилсона, скончавшегося от удара и похороненного там же.
— И что же случилось с этим… Уилсоном? — спросил Сент-Джермин.
— Это его труп свалился с кеба возле театра, — пояснил Питт, по-прежнему наблюдая за лицом собеседника. Но он увидел лишь крайнее недоумение. Инспектор ждал, не произнося ни слова.
Глаза Сент-Джермина затуманились и стали непроницаемы. Томас попытался было сорвать с него маску и увидеть под ней человека, но потерпел полную неудачу.
— Полагаю, вам неизвестно, кто его убил? — наконец вымолвил Сент-Джермин.
— Годольфина Джонса? Да, сэр, пока неизвестно.
— И по каким причинам он был убит?
Питт впервые погрешил против истины.
— Нет, как раз на этот счет у нас есть некоторые соображения.
Сент-Джермин был все еще бледен.
— О? И что это за соображения?
— С моей стороны было бы безответственно их обсуждать, пока у меня нет доказательств. — Дав этот уклончивый ответ, Томас слегка улыбнулся. — Я могу причинить кому-то зло: ведь когда подозрение высказано, его редко забывают, каким бы неверным оно ни оказалось впоследствии.
Сент-Джермин хотел что-то еще спросить, но передумал.
— Да-да, конечно, — согласился он. — И что же вы собираетесь теперь делать?
— Опросить людей, которые хорошо его знали — и как художника, и как человека, — ответил Питт. — Кажется, вы были одним из его постоянных клиентов? — спросил он, воспользовавшись представившейся возможностью.
Ответная улыбка чуть тронула губы Сент-Джермина.
— Это громко сказано, инспектор. Я всего лишь заказал ему одну картину — портрет моей жены.
— И вы довольны этим портретом?
— Он сносный. Моей жене он очень понравился, а это единственное, что имеет значение. Почему вы спрашиваете?
— Без особых причин. Можно мне взглянуть на него?
— Если вам угодно. Правда, я сомневаюсь, что вы что-нибудь из него узнаете. Портрет самый обычный.
Повернувшись, он вышел из комнаты в холл. Питт следовал за хозяином. Картина висела на незаметном месте — на стене у лестницы. Томаса это не удивило: ведь этот портрет нельзя было сравнить по качеству с другими фамильными портретами. Он бросил взгляд на лицо и сразу же посмотрел на левый угол. Насекомое
— Итак? — с иронией в голосе произнес Сент-Джермин.
— Благодарю вас, сэр. — Питт спустился с лестницы и стоял теперь рядом с ним. — Вы не возражаете, если я спрошу вас, сэр, сколько вы за него заплатили?
— Вероятно, больше, чем он стоит, — небрежным тоном ответил Сент-Джермин. — Но моей жене он нравится. Лично я не считаю, что Джонс отдает ей должное, не правда ли? Впрочем, вы же с ней незнакомы.
— Так сколько же, сэр? — повторил Питт.
— Около четырехсот пятидесяти фунтов, насколько я помню. Вам нужна точная цифра? Мне потребуется время, чтобы это выяснить. Вряд ли это была крупная сделка.
От Питта не ускользнул намек на разницу в их финансовом положении.
Сент-Джермин впервые широко улыбнулся.
— Это продвинет ваше расследование, инспектор?
— Может быть, когда я сопоставлю эту информацию с тем, что нам уже известно. — Томас направился к дверям. — Спасибо, что уделили мне время, сэр.
Когда замерзший и усталый Питт вернулся домой, его приветствовал аромат свежесваренного супа и приятный запах высохшего белья, висевшего под потолком. Джемайма уже спала, и в доме было тихо. Сняв мокрые ботинки, Томас сел, и его охватил покой, ощутимый, как тепло. Поздоровавшись с мужем, Шарлотта умолкла на несколько минут.
Когда Питт наконец был готов заговорить, он отодвинул тарелку с супом, поданную женой, и посмотрел на нее через стол.
— Я прикидываюсь, будто знаю, что делать, но, честно говоря, ничего не понимаю, — сказал он с безнадежным видом.
— Кого ты опросил? — осведомилась Шарлотта и, тщательно вытерев руки, взяла прихватку, прежде чем открыть дверцу плиты и достать пирог. Вытащила его и быстро поставила на стол. Корочка была бледно-золотистой и хрустящей, но один уголок был темнее — он чуть подгорел.
Питт посмотрел на пирог и улыбнулся. Заметив это, Шарлотта воскликнула:
— Я съем этот утолок!
Он рассмеялся:
— Почему плита так себя ведет? Сжигает только один краешек…
Жена испепелила его взглядом.
— Если бы я знала, то не допустила бы этого! — Она ловко выложила овощи на блюдо и с довольным видом посмотрела на поднимавшийся от них пар. — С кем ты переговорил по поводу этого художника?
— Со всеми в Парке, у кого есть портреты, написанные им. А что?
— Я просто поинтересовалась. — Шарлотта задумалась, и нож застыл в воздухе над пирогом. — Однажды художник писал портреты мамы и Сары. Он осыпал их комплиментами, твердил Саре, какая она красивая, и льстил без зазрения совести. В результате она ходила по дому, задрав нос, и несколько недель любовалась собой, проходя мимо каждого зеркала.