Воскресный роман
Шрифт:
– Ну-ну, - попрощался отец и отправился к Маре.
Эта комната представляла собой нечто среднее между библиотекой, кабинетом и будуаром. Здесь Мара становилась писательницей Вересовой и называла ее мозгодробительной. Мебель расставили по желанию Марины Николаевны, книги, перевезенные из городской квартиры, - по желанию Макса. А потом комната обросла игрушками Машки.
– Сегодня Кирилл приедет, - сказал он жене.
Мара подняла голову от ноутбука. Пучок волос на ее голове вопросительно
– Ты говорил, что может приехать. Уже точно?
– Позвонил, сказал – скоро будет, - Макс плюхнулся в кресло. – Еще он у нас поживет какое-то время.
Марина медленно кивнула и уткнулась носом в монитор. Но хватило ее ненадолго. Пучок снова дрогнул. Мара посмотрела на мужа.
– Что-то случилось?
Вересов пожал плечами.
– Предполагаю, остался без жилища.
– И ты, разумеется, даже не попробовал его спросить.
– Приедет – спросим. Заодно сегодня возложим на него дежурство по Машке.
– Тиран.
– Это спорное утверждение, - рассмеялся Макс, - но только потому, что тебе это определенно нравится, я не стану спорить.
– И эгоист. Но это мне тоже нравится. Только, боюсь, у Кирилла не хватит мужества весь день продержаться.
– Вот это ты зря. Он мой сын. И Машку любит.
– Машку все любят, - милостиво согласилась Мара. – В отличие от ее матери.
– Интересное заявление. То есть того, что тебя люблю я, тиран и эгоист, тебе недостаточно. Тебе всех подавай.
– Всех, не всех… Но знаешь, Мозгунова меня достала. Ощущение, что она за мной охотится. Других писателей нет, только Вересова.
– Ясно, - Макс легко поднялся из кресла, - сегодня мне придется ревновать к Мозгуновой.
– Ты? Ревнуешь? – рассмеялась Мара. – С твоей самоуверенностью?
– Жутко, - он подошел к жене, положил руки ей на плечи и стал медленно водить пальцами по ее шее, не скрытой волосами, - ты даже не представляешь. Особенно к Мозгуновой.
– Я тебе ее последнюю рецензию читать давала? На «Кофейный роман»?
– Это удовольствие ты со мной не разделила, - улыбнулся Макс.
– «Что есть такого у Марины Вересовой, что отличало бы ее от любого другого автора в жанре любовного романа? Что делает ее книги литературой, а ее саму – одним из талантливейших молодых авторов? Ни-че-го. Обычное чтиво, какого много на полках книжных магазинов, не литература, а литературный фастфуд», - несчастным голосом процитировала Мара и спрятала лицо в ладонях. – Фастфуд!
– Когда только хвалят – это, конечно, приятно, - его пальцы продолжали гладить ее кожу. – Но очень скоро становится скучно. Как игра в одни ворота. Как процесс со слабым оппонентом.
– Я ничего не имею против сильных оппонентов. Но… Макс, она права, вот что хуже всего. Она абсолютно права!
– Почему
– Да потому что я это всегда знала, - пожала она плечами. – Графомания отношения к литературе не имеет. Просто… когда это было хобби, то все равно… а сейчас…
– А сейчас?
– А сейчас у меня дурацкое чувство, что занимаюсь каким-то обманом… Знаешь, будто внешне все хорошо, но я-то понимаю, что внутри ничего такого нет… И страшно боюсь разоблачения… Вот Мозгунова такое насквозь видит.
– Далась тебе эта Мозгунова! Ты для нее пишешь?
– Нет! Но я после первой книжки так надеялась на «Кофейный»! А она будто запах мяса почуяла и примчалась.
– Я понял, - усмехнулся Макс. – Придется ознакомиться с твоим творением и заодно с опусом этой ненаглядной Мозгуновой.
– Не надо! – переполошилась Мара, испуганно взглянув на мужа. – Тебе не понравится. Обычный любовный роман, умрешь со скуки.
– Не скучнее моих документов, - заключил он и поцеловал ее в щеку. – А чем занимается наше потомство?
– Полчаса назад контролировала Аллу Эдуардовну на кухне. Надо заставить сесть за уроки.
– Разберемся, - сказал Вересов и отправился на поиски дочери.
Разбираться долго не пришлось. Марина даже не успела вычитать очередную главу, пытаясь запихнуть поглубже ставшую навязчивой в последнее время мысль, что она занимается чем-то не тем. Во времена своего учительского прошлого ей не приходилось задаваться подобными вопросами. Она просто ходила на работу. И просто сочиняла свои истории, никому их не показывая. Пока не позволила себе мечтать о том, что может добиться чего-то большего – в декрете и не такое в голову придет.
Словом, вместо вычитки главы получился очередной сеанс самобичевания. Который прервался резким звонком. И тут стала проблема посерьезнее.
Кирилл.
Об этом думать она не хотела точно, хотя и следовало.
– Макс! – крикнула Мара, выглянув из мозгодробительной.
– И-ду, - отозвался Вересов, открывая дверь, и поздоровался с сыном: – Привет. Проходи.
Вместе с Кириллом в дом ворвался холодный воздух и несколько снежинок. Мело.
Вересов-младший вошел, поставил на пол дорожную сумку и негромко попросил:
– Я мотоцикл в гараж заведу, не возражаешь?
– Нет.
– Ключ.
– Открыто. Алла Эдуардовна тебе сырники готовит. Машка где-то под чердаком. Утверждает, что делает уроки. Твоя задача – сделать сказку былью.
Переваривая информацию, Кирилл неловко улыбнулся. А потом увидел за спиной отца Марину. Она улыбалась тоже. И тоже неловко. Потом разлепила губы и сказала, будто бы разговаривала с учеником:
– Привет! Комнату для тебя приготовим чуть позже, располагайся пока.