Воскресший для мщения
Шрифт:
— Евгений Петрович, — защебетала Лерочка. — Вы же не бросите меня в такой момент, я так возбудилась… Гоните всех посетителей… Гоните… Они отнимают у нас мгновения счастья… — Она обняла Гнедого за шею и, не стесняясь присутствующих, смачно поцеловала его в губы. Гнедой совершенно разомлел и укоризненно поглядел на телохранителя, вошедшего в столь неудачный момент.
— Говорит, что он недавно назначен, — бубнил телохранитель, глядя в пол. — Мокруха, говорит, в поселке, какого-то человека только что застрелили…
— Мать его… Застрелили, так застрелили, я, что ли,
Он вышел на хорошо освещенный многочисленными прожекторами участок. Около калитки стоял невысокого роста мужчина в милицейской форме.
— Ради Бога, извините, Евгений Петрович, — бормотал мужчина. — Тут такое дело… Я новый участковый Трынкин. — Вот мое удостоверение…
— Евгений Петрович, — выскочила на крыльцо Лерочка. — Я вас жду с нетерпением…
— Сейчас, сейчас, рыбонька! Уже иду, уже спешу! — ласковым голосом проворковал Гнедой. — А Виктюшкин где? — спросил Гнедой, брезгливо, двумя пальцами, взяв в руки удостоверение, невнимательно его прочитав и вернув милиционеру.
— Да он переведен в распоряжение областного управления… А я только принял должность, и надо же… Убит неизвестный человек… Зверски убит… Десять выстрелов в упор, лица невозможно узнать. Его отвезли в районный морг. Я просто хотел у вас узнать, не видели ли вы около своей дачи каких-нибудь подозрительных субъектов?
— Да я каждый день их вижу! — расхохотался Гнедой. — Вы знаете, Крынкин, сейчас все люди какие-то подозрительные, до того подозрительные, что у меня даже возникает серьезное подозрение в антропологической катастрофе… Даже хотя бы поглядеть на моих добрых друзей, — показал он на телохранителей. — Или даже, извините, на вас, если не принимать во внимание вашу форму. Глядя на вас без формы, трудно было бы сказать, что вы приличный человек… Я опять же совершенно без обид, теоретически, так сказать… Это ещё что такое, черт побери? Только этого нам не хватало для полного счастья!
Его реакция была вызвана тем, что в ту минуту, когда он рассуждал об антропологической катастрофе и свет в доме, и уличные фонари мгновенно погасли, и они остались в кромешной темноте. Из запертого ангара раздался оголтелый лай собак. А из дома послышался вопль Лерочки: — Евгений Петрович! Тут темно! Мне страшно! Идите же скорее ко мне!
— Черт знает что здесь творится, — извиняющимся голосом произнес Трынкин. — Пришел побеседовать, и на тебе!
— Фонарики принесите! — скомандовал телохранителям Гнедой. — Темно как у негра в жопе! — перестал выбирать выражения раздраженный хозяин. Только что собирался пойти наслаждаться с новой подружкой, так мало того, что мент на ночь приперся с какой-то гребаной мокрухой, так ещё и свет погас… — И машину в гараж не загнали, лоботрясы, — проворчал он. — Ладно, теперь не надо, побьете ещё машину, вижу, уже все пьяные. Ладно, Крынкин, ступайте, завтра придете, при свете дня,
Но Трынкин уходить не собирался. Он стал рассказывать Гнедому о ужасном состоянии трупа и подробно вещал о том, на каком именно месте он этот труп обнаружил. А обозленный до предела Гнедой не мог выставить участкового милиционера за дверь и вынужден был слушать его никчемный вздор, совершенно его не интересующий. Болтал он не менее пятнадцати минут, и только пообещав явиться на днях к нему в отделение, Гнедой умудрился выставить болтуна восвояси…
— Свечей побольше! Свечей и шампанского! — скомандовал Гнедой. — И вообще, надо делать автономную подстанцию. Чтобы не зависеть от всяких там шарлатанов и головотяпов… А пока будем наслаждаться… Сюда свечи, сюда, будет вечер при свечах, как в пушкинские времена…
Обнял Леру за тонкую талию и повел в опочивальню.
…Шел май, светало уже довольно рано. С края большой поляны стояла «девяносто девятка» вишневого цвета. В ней сидел уже второй час Алексей Кондратьев и напряженно курил. Он знал, что «Мерседес» — 600 Гнедого рано утром должен выехать из виллы. Об этом ему сообщило доверенное лицо, вхожее в дом Гнедого. В руках у Алексея был пульт… Сердце колотилось, но на душе было легко и весело. Именно сегодня, пятнадцатого мая 1999 года он должен был осуществить первый акт своего плана. И он верил в успех дела. Все было продумано до тонкостей…
Барон поведал ему, что недавно в особняке Гнедого произошел крупный скандал, связанный с пребыванием там эстрадной певицы Дианы Клинг и киноактрисы Дарьи Кареловой. Он рассказал, что возмущенная и униженная Карелова пыталась возбудить против мерзавца и насильника уголовное дело, но у неё ничего из этого не получилось. Барон дал Алексею адрес и телефон Кареловой.
Алексей позвонил актрисе и предложил ей отомстить Гнедому. Ни секунды не раздумывая, Карелова предложила ему приехать к ней домой.
… Красная от гнева, взволнованная до предела, двадцатисемилетняя Дарья ходила по квартире, беспрестанно курила и площадно ругалась в адрес Гнедого. Алексей, выслушав все это терпеливо и внимательно, попросил теперь выслушать его.
Когда он изложил ей свой план, она взмахнула кулачком и выкрикнула нечто вроде индейского клича. Она готова была делать все, что от неё потребуется. А от неё требовались два человека, очаровательная молодая актриса и талантливый актер средних лет, желательно малоизвестный и невзрачного вида.
Узнав, что молодой актрисе придется подкладываться под Гнедого, она ответила, что врагу этого не пожелает, и даже ради святой мести на такое не пойдет… Актера же она порекомендовала, своего хорошего знакомого театрального актера Германова. И все же, обязательно нужна была женщина, вхожая в дом Гнедого, которая бы сообщала о всех его миграциях и подстраховала в нужный момент Германова в роли участкового. Не помешало бы узнать кое-что и о личной жизни Михаила Лычкина. Алексей уехал, а через день Карелова позвонила ему.