Восьмая личность
Шрифт:
– А ты как думаешь, черт побери? – огрызается Раннер, перехватывая Тело.
Элла останавливается и осмысливает мои слова.
– Извини, – говорю я, заталкивая Раннер внутрь, – ты же знаешь Раннер. Временами ее трудно заткнуть.
Взяв меня за плечи, мой Здравый смысл смотрит мне прямо в глаза.
– Слушайте меня все, – говорит она, желая подбодрить нас. – Все будет отлично. Доверьтесь мне.
Мы идем по переулку. От звона бьющихся бутылок я подпрыгиваю и жмусь к Элле.
Я неожиданно вспоминаю – нервы-то натянуты, – что рыжеволосая – это та, что обвивалась
– Мне нужен Навид, – заявляет Элла.
Учуяв ее неуверенность, девицы улыбаются. Кажется, им нравится, что у них превосходство над ней.
– А ты кто такая? – спрашивает одна из сестричек «Софти».
– Элла.
– Он никогда не говорил ни о какой Элле, – говорит она.
– Мне сказал прийти Шон, бармен, – говорит Элла. – Сказал, что Навид ищет кого-то на должность администратора или в бар.
Девицы переглядываются и хмыкают. Атлетическая брюнетка поправляет бретельку бюстгальтера и изучает свои ногти.
– Классная курточка, – говорит рыжеволосая, ощупывая ворот нового кожаного прикида Эллы. – Где взяла?
– Подарок, – врет Элла.
Рыжеволосая гладит кожу и одобрительно кивает.
– Он в баре, – снисходит она. – Вверх по лестнице, потом налево.
– Спасибо, – улыбается Элла.
Пожимая плечами, остальные три дают ей пройти. У меня по спине бегут мурашки, потому что я знаю, что они смотрят нам вслед, пока мы поднимаемся по лестнице. Когда я быстро оглядываюсь, я замечаю, что неподвижный взгляд рыжеволосой все еще устремлен нам в спины. Затем она моргает, коварная, как кошка. Заволновавшись, я улыбаюсь ей.
Внутри пол выложен зигзагом из черно-белых плиток. Показная пышность представлена геометрическими формами, хромом и зеркалами, в которых отражается настроение людей. В среду вечером я не заметила – мой взгляд был прикован к одному бармену, – как роскошное полированное ореховое дерево и черные лакированные стулья сочетаются с атласом и мехами. Диваны низкие и обтекаемой формы, для удобства они расставлены поодиночке, а не группами. Над барной стойкой парит огромный серебристый аэроплан с крыльями шириной три фута и пропеллерами, напоминающими гигантские венчики для миксера.
Нам навстречу выходит девушка-азиатка. Ее плотно сжатый рот окружен морщинками и похож на кошачью задницу. На девушке короткая черная юбка, чулки и жемчуга. Она поглаживает длинные анисово-каштановые волосы, ниспадающие каскадом завитков. Плотная повязка, охватывающая ее голову, приподнимает челку.
– Это парик? – шепчет Онир, завладевая Телом.
«Ну-ка внутрь», – снова приказываю я, возвращая себе Тело.
Азиатка ловит свое отражение в травленом зеркале рядом с кремовым двухместным диваном, обитым бархатом, и ей явно не нравится то, что она видит. Она хмурит нарисованные брови, поправляет локон. Я улыбаюсь ей, однако она тут же осаживает меня воинственным взглядом и пренебрежительно
Она поворачивается ко мне спиной.
– Господи, – говорю я, – я просто хотела проявить дружелюбие.
– Здесь такое не практикуется, – хмыкает Элла.
– Ну и где он, этот Навид? – спрашиваю я, уже испытывая отвращение к этому заведению.
Элла пожимает плечами и оглядывает зал, который медленно заполняется мужчинами в дорогих костюмах. Мужчины собираются группками и курят толстые сигары. Типичные городские франты.
– Не знаю, – отвечает она. – Наверное, нам стоит подождать здесь.
Взобравшись на серовато-белый барный табурет, я, чтобы унять тревогу, считаю бутылки за стойкой – одиннадцать, двенадцать, тринадцать, – затем поворачиваюсь и наблюдаю, как официантка, еще одна азиатка с фальшивой грудью, несет бутылку шампанского, к которой прикреплены горящие разноцветные бенгальские огни. Группа мужчин радостно приветствует ее. Она смеется, ловким движением открывает тяжелую бутылку, кокетничая с мужчинами, откидывает голову и демонстрирует идеальные белые зубы. Она даже позволяет одному из мужчин похлопать ее по попке, а потом легонько пихает его. При каждом движении на ее короткой черной юбочке подпрыгивает шелковый бант.
Разлив по бокалам шампанское, она ставит бутылку в ведерко со льдом и берет кредитную карточку. Мужчины расслабляются. Один пыхает сигарой, выпуская толстое дымовое колечко. Он ладонью стучит по дивану рядом с собой – это приглашение присоединиться к их маленькой вечеринке. Но администраторша улыбается и указывает на бар. Мужчина изображает разочарование, уголки его рта мгновенно опускаются вниз, как у клоуна. Белая нейлоновая рубашка туго натянута на его пузе. Он запихивает сложенную банкноту за чулок девушки.
«Козел», – ругается Раннер у меня в голове.
Она права, думаю я. Он точно козел. В его сознании девушки «Электры» уже сделали свой выбор. Уполномочили свои тела делать что угодно с кем угодно. Но мы же все знаем, что это чушь, которая просто дает возможность этим ублюдкам чувствовать себя комфортнее. Тем самым ублюдкам, которые заводятся от молодых и доступных тел, а своим женам говорят, что будут дома поздно – работа, подлая, совсем замотала, – и просят не ждать их. Разве они задумываются о том, что каждая из этих девушек – чья-то дочь? Никто здесь не желает об этом знать. Это безвкусица. Вульгарщина. Реальность вызывает у меня гнев. И мне сразу становится немного грустно. Если бы этот клуб попробовал меня на вкус, он тут же выплюнул бы меня.
Неожиданно Элла подпрыгивает.
– Эй! – кричит она и машет рукой двум девушкам в обтягивающих джинсах. Обе кичатся своей обнаженной плотью – загорелой до коричневы кокосового ореха, – как будто готовятся к съемкам поп-клипа. Оглядывая девушек, я мгновенно ставлю себя на четвертое место в нашей будущей девичьей поп-группе, как всегда, уступая первенство в грудастости. Я быстро завожу руку за спину и стягиваю заднюю часть бюстгальтера вниз, а затем укорачиваю бретельки в надежде, что в подтянутом состоянии моя грудь будет выглядеть более дерзко.