Восьмая Марта
Шрифт:
— Фу, как грубо! Ты, Василиса Занудная, уже давно не настолько красива, чтобы мне хамить, — спокойно заявил Геныч. — Так что покрепче вцепись в свой малиновый айфон, альтернативы не будет. И держись за счастливое число, недоледи, не распаляйся.
С грохотом отодвинув стул, Ирка вскочила и, плеснув своему обидчику в лицо недопитым шампанским, выбежала из кафе.
— С-с-столько бабла на рожу, а я не успел рот пошире распахнуть, — тихо проворчал Геныч, промокая бумажной салфеткой щетинистый подбородок.
— Максим, ты на машине? — не глядя подруге
*****
— Ну, что, брат, нагулял аппетит? На вот, я попросил всё в контейнеры упаковать, — Геныч передал мне пакет и осветил фонариком пассажирское сиденье. — Ничем вы тут не заляпали?
— Садись уже, здесь всё стерильно, — распорядился я.
— Ну-ну, хорошо, что не на моём «Мурзике» поехали, он бы не вынес такого непотребства. Ты, кстати, за тётю Вику не сильно переживаешь, а то у неё там облысение намечается? Прости, братан, но когда Ирка вернулась за своим тулупом, я ей сказал, что вы пошли попудрить носики. Да уж, похоже, в честь женской дружбы назвали плавленый сырок.
— Геныч, а давай шмотьё закинем — и на каток!
— Отличная идея, брат! А то у меня коньки с седьмого класса пылятся.
Странно устроен человек. Вот вроде бы скинул с себя груз и должно быть легче… А в душе пустота… Она не тяжёлая — она пустая. Ещё утром у меня была цель, пусть не самая добродетельная, но она наполняла меня, приводила в активное движение мозговые шестерёнки.
Когда-то, под влиянием воспалённого мозга я идеализировал Ирку, и все мои стремления и победы были во имя неё. После предательства апатии не было — были ярость и азарт. И я закрутился ещё быстрее, едва себя не потерял в погоне за баблом. И ведь снова — чтобы доказать ей!
Но что, а, главное, кому я собирался доказывать?! Она ведь трясогузка безмозглая. И где у меня глаза были раньше — в заднице, что ли? И мозги, похоже, там же.
*****
— Ты это, давай ток недолго, а то молодые мутанты все коньки моего размера разберут, — Геныч развалился на пассажирском сиденье и сгрёб контейнеры с моим несъеденным обедом. — Тебе оставить?
Я отрицательно мотнул головой, аппетита не было. На хрен я с этим катком загнался, тем более, что на Геныча реально трудно подобрать коньки. При своём не слишком высоком росте, нога у него вымахала до сорок шестого размера. Да и я на коньках лет сто не стоял. А хотя на роликах частенько с Иркой… Чёрт, всё — отпустило же! Впереди целая увлекательная жизнь и в ней нет места силиконовым соскам. Если только натуральные нежные синеглазки… И то когда-нибудь потом, не скоро.
Дома переодеваюсь в новые тряпки и, глядя в зеркало, отмечаю, что у моего друга отличный вкус и поразительное терпение. Этот шопинг мне дался нелегко. Улыбаюсь, вспоминая его шутки, и завидую сам себе. Если в честь женской дружбы назвали плавленый сырок, то надёжность Геныча я бы сравнил с бензопилой, и то — последняя проиграла бы. Настроение повышается до желания съесть бутерброд, но взгляд выхватывает тарелку с оладьями, и я снова счастливо улыбаюсь. На каток!
— Здравствуйте, Вера Борисовна! — уже
Спасибо Генычу — подсказал. Он удивительным образом располагает к себе всех женщин, особенно почтенного возраста. Всегда готов им помочь — сумку донести, починить что-нибудь, а главное, что с ними он не позволяет себе скабрёзных шуточек.
— Здравствуйте, Максим, — женщина улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Жизнь налаживается.
Выхожу из подъезда и едва не сметаю дверью страстно жмущуюся парочку, нашли где присосаться. Девчонка выворачивается из объятий и оглядывается. Чёрт, синеглазка. Да почему?
А почему, собственно, нет? И почему меня это вообще должно волновать? Может быть, потому что она совсем юная и мне хочется думать, что неискушённая? Ха — хочется… Идиот!
— Ну, что, мы сегодня фигуристы или хоккеисты? — лыбится Геныч, когда я занимаю водительское место.
— Снайперы мы, на стрельбище поедем.
— Ну, отлично, а то коронавирус начал свирепствовать, а там толпа… Мы лучше немного постреляем — и в баньку.
— Какую ещё баньку? — удивился я, так как совершенно точно разговоров о бане не было.
— Так Жека звонил, в баню позвал, а к ночи куча тёлочек подтянется — зажжём.
— М-м, а куча — это не толпа?
— Так ведь всё дело в среде обитания любой отдельно взятой кучи и в количестве выпитого, ну-у, чаю там… горячего. Короче, я уже сказал, что ты будешь, — подытожил Геныч.
В баню почему-то не хотелось, но я дал себе установку вестись на любое предложение Геныча, чтобы как можно быстрее адаптироваться и влиться в привычное русло. А через недельку, может, на работу выйду — Женёк пообещал замолвить словечко.
— Короче, я расцениваю твою немоту как знак согласия, — вклинился Геныч в мои размышления. — Расслабишься, отогреешься, тё-о-олочки опять же — на них посмотришь, свой покажешь.
*****
Из бани вырвался с трудом. Пить я не стал, потому что не хотел бросать здесь машину. После того как трезвым остался я один, показал и посмотрел, что мог, я удалился по-английски. Геныч точно не обидится, да ему сейчас и не до меня, так же, как и Женьку.
Домой завалился уже за полночь и отчего-то сразу вспомнил синеглазку. Ну, бред же — я её не рассмотрел даже, наверное, только по глазам смогу узнать. И, ещё, возможно, по рваным джинсам.
Я включил любимую «Арию» и сразу убавил громкость. Интересно, она в этом доме живёт или к кому-нибудь в гости приезжала? Например, к этому долговязому щенку, с которым облизывалась сегодня. А если к нему, значит, есть вероятность, что он со мной на одном этаже, она ведь тоже здесь выходила.
Раздался стук в стену, ещё один, ещё… Что это за морзянка? Я приглушил музыку и лишь после этого расслышал женский стон. А в сочетании с размеренным стуком о стену гадать о природе этих звуков не приходилось. Вот на хрена дрючить соседям мозг посреди ночи? Хоть бы от стены отвалили — девка ж себе голову разобьёт, пока до финиша доберётся.