Восьмая Марта
Шрифт:
Это она зря — вещи у меня все приличные. Я, конечно, не от кутюр, но и не с барахолки. А равняться на Софийку можно даже и не пытаться. Я приложила к себе платье и глянула в зеркало.
— Сонь, оно коротковато, — несмело озвучила я, хотя платье мне нравилось, и я хорошо помню, как оно выгодно подчёркивало мою фигуру.
— М-да? — из шкафа выглянула рыжая голова, — и для кого оно тут висит тогда? Ты же не станешь меня убеждать, что неожиданно выросла из него.
— Нет, — я интенсивно замотала головой. — Всё в порядке, Сонь, оно мне нравится.
— Отлично! —
Это были вовсе не те громкие и раздражающие звуки, из-за которых хочется стучать соседям по стенам и батарее. За стеной грустили под… «Арию».
*****
— Сонь, ну не надо!
— Надо.
— Да как я ему потом в глаза буду смотреть?
— Гордо!
— Сонька, но уже поздно, мы Сашку разбудим. А соседи могут полицию вызвать, — вставила я последний весомый аргумент.
Подруга смерила меня насмешливым взглядом, прижалась к стене, граничащей с соседской квартирой, и… протяжно застонала. Спустя несколько секунд музыка за стеной стала тише, а Сонька, воодушевлённая возможными слушателями, прибавила свою громкость и стала размеренно стучать кулаком по стене. Ну… такая себе колыбельная.
— А это ещё зачем? — удручённо поинтересовалась я и поморщилась.
— Да-а! Вот та-ак, быстрее! — провыла Сонька вместо ответа и застучала ещё интенсивнее.
Готовая провалиться от стыда, я прикрыла ладонями уши и зажмурилась. Я не ханжа, но это ведь моя новая квартира — чистая, тихая, приличная, в конце концов.
— А-ахренеть! — раздалось над моим задраенным ухом, и я подпрыгнула от неожиданности.
Лохматый полуголый Сашка со вздыбленными трусами и нездоровым блеском в глазах таращился на Софи, которая артистично извивалась у стены и явно наслаждалась процессом. Заметив Сашку, она призывно облизнула губы и шепнула ему:
— Покричи.
— Че-го-о? — заорал Санёк, а Сонька яростно закрутила пальцем у виска, громко приговаривая:
— Да, мой тигр! Я уже! — после чего взвизгнув на высокой ноте, посильнее приложила кулачком о стену и сползла на пол.
Её короткая полупрозрачная сорочка вообще мало чего скрывала, а теперь задралась так, что без неё вид был бы куда эстетичнее.
— И что ты выставил на меня свой малокалиберный скорострел? — зашипела Сонька.
Я покосилась на упомянутое «орудие» брата и, стремительно краснея, подумала, что с калибром Сонька либо ошиблась, либо я не завидую её опыту.
— Что ты, коброчка моя желтоглазая, я против войны. Это я тебе мирный сладкий пончик принёс, ты ведь поди устала, проголодалась.
— Изыди, чертяка похабный! — приказала я Сашке, выталкивая его за дверь своей спальни.
— А что это было, систер?
— Иди, завтра расскажу, — я захлопнула дверь и повернулась к довольной Софийке.
— Ну как я? — она потянулась, как кошка.
— Как дура! — выплеснула я, не скрывая злости.
— Чего это? — обиженно промурлыкала подруга.
Но я, больше не обращая на неё внимания, плюхнулась на кровать и накрылась с головой одеялом.
Глава 4. Макс
— Геныч, ты самый хреновый будильник, — сонно жмурясь, я прошлёпал босиком в кухню, где уже вовсю хозяйничал мой неугомонный друг.
Ключи у него, что ли, отобрать? Хотя аромат кофе начинал понемногу компенсировать раннее вторжение Геныча.
— Знаешь, Макс, кто рано встаёт…
— Тот — бабка в поликлинику.
— Правильно, — покладисто согласился Геныч, — но не только она. Ещё бойцы невидимого фронта, которые всю ночь стреляли по мишеням, не покладая орудия.
— А что ж ты своё орудие домой не повёз? — я примостился на барный стул и с наслаждением сделал глоток кофе.
— Брат, ты мне не рад? — Геныч отставил в сторону посудину, в которой интенсивно взбивал какую-то мешанину, и посмотрел на меня непривычно серьёзно.
— Прости, братишка, — я ощутил себя сволочью под этим прямым и бесхитростным взглядом. — Я не привык ещё к… Да ни к чему не привык, здесь всё не то — не надо никуда подрываться, бояться проспать, торопиться пожрать. Я дни считал, мечтал вернуться и все мне вроде рады, а я, понимаешь…
— Я всё понимаю, — Геныч широко улыбнулся, — ты полтора года жил по звонку, пахал на износ, отвык от друзей и общения. И от заботы ты, Максимушка, отвык. Поэтому я здесь с важной миссией — вернуть в твою унылую жизнь домашний уют и задать тебе верное направление к твоему безоблачному счастью.
— Так, значит, притащив в мою берлогу эту скамью, ты о моём уюте заботился? — усмехнувшись, я кивнул на серо-бурое убожество, оставившее минувшей ночью пару заноз в моей заднице.
Сам не знаю, зачем я сегодня притащил эту девку к себе домой. Но завалить её на розовых слоников показалось мне кощунственным — пришлось расположиться на скамье и ощутить всю прелесть домашнего уюта. И когда я взвыл от первой занозы, вонзившейся в мой зад, девчонка, похоже, приняла это за призыв к активным действиям и устроила на мне зверские скачки, вереща, как дурная сирена. Вторую занозу я принял с героическим молчанием и наше бурное свидание подытожил достойно. Если вообще можно считать достойным — вызвать девушке такси сразу после секса. Но свой розовый постельный комплект я не осквернил.
— Скамья, Макс, это атрибут большой и дружной семьи, чтоб ты знал. Сейчас накормлю тебя оладушками и помчим с тобой организовывать твой домашний быт, — Геныч ловко плюхал на разогретую сковороду заготовки будущих оладий и улыбался, словно для него не было ничего важнее и приятнее, чем организация моего комфорта.
— Да ты прямо хозяюшка! — восхитился я. — И с каких пор ты стал таким ревностным блюстителем семейных ценностей?
— Всегда им был! — искренне возмутился Геныч. — Ты на своей каторге малость одичал и память подрастерял. У тебя там хоть совокупления случались или ты только самок белых медведей видел?