Восьмая могила во тьме
Шрифт:
Он покачал головой.
– Так веревка еще нужна, или как? – спросил Ош.
– Нужна, - ответила Дениз. – Через пару минут.
Потом перерезала пуповину, прицепила что-то вроде прищепки на Пип, завернула в самую чистую простыню и вручила сверточек мне.
Передо мной оказалось круглое личико в пятнах слизи, но самое прекрасное, что мне доводилось видеть за всю жизнь. Темные реснички, полные губки, упрямый подбородок… Я увидела воплощение Рейеса, и мое сердце раздулось от гордости.
– Она идеальная, - прошептала я.
– Так и есть. Но нам надо
– Повитуха-Кэтрин приехала, - сообщила Эмбер. – Можно мне ее подержать?
– У Кэтрин и спроси, солнце.
Эмбер рассмеялась:
– Я про Пип.
– Конечно, можно, как только нас отсюда вытащат.
– Мы еще не закончили, - заявила Дениз.
– В смысле?
– Надо достать из тебя остальное.
– Какое еще остальное?
Блин, не надо было спрашивать.
Первой подняли Дениз в обнимку с Пип. Потом ко мне спустили Рейеса. Он взял меня на руки, и нас стали поднимать вверх с помощью какой-то блочно-веревочной системы, которую на скорую руку сообразил Гаррет. На полпути я отключилась. Сил не осталось. Болело все с ног до головы. Но пока с Пип все путем, со мной тоже. Я знала, что о ней позаботятся. Семья у нее просто огромная.
Через несколько часов я проснулась в постели рядом с Рейесом. Между нами лежал крошечный сверток. Тускло горела одна-единственная лампочка, а в углу на стуле храпела Повитуха-Кэтрин. Который час, меня не интересовало, зато хотелось знать, сколько я продрыхла. Сколько пропустила часов из жизни Пип.
Ее одели в костюмчик, который купила Куки. Когда я его увидела, он показался мне слишком маленьким. Дети ведь не бывают такими крошечными. А теперь на Пип он выглядел даже великоватым. Сама Пип казалась какой-то нереальной. Как куколка с густыми ресничками, маленьким носиком и треугольничком волосиков на лбу. Невозможно красивая, как ангелочек, и по-настоящему завораживающая.
Перевернувшись на бок, я расправила одеялко, в которое завернули Пип, и в ответ на мое прикосновение растопырились крошечные пальчики. Я ошеломленно уставилась на ногти – маленькие точные копии ногтей Рейеса – и пересчитала. Ровно десять. То, что доктор прописал. Я не могла оторвать от дочери взгляд. Не могла насмотреться на маленького человечка, которого мы так долго ждали. В глазах защипало от слез, а я усиленно старалась не замечать, что чувствую себя так, будто меня переехал поезд. Поезда меня и раньше переезжали, а вот саднящая боль между ног была чем-то новым и непривычным. Одна беда: природа не просто звала, а кричала и требовала внимания, как бывалый псих.
Игнорировать мочевой пузырь и дальше было уже невозможно. Я поцеловала Пип в макушку, в щечку, в ручку, потом скатилась с кровати и посмотрела на мужа. Вдруг он наконец уснул? Рейес лежал на боку, подсунув под голову руку. В тусклом свете отчетливо виднелись темные тени вокруг мышц. Длинные ресницы веером лежали на щеках, прямо как у Пип. Я постояла еще немного, любуясь двумя самыми дорогими сердцу людьми на земле, как вдруг услышала тихий голос Дениз:
– Она замечательная.
Я повернулась и на втором стуле, который явно приволокли сюда специально, увидела мачеху.
– Это точно. И такая крошечная! Как будто ненастоящая. Как розовый цветочек на синих волнах.
– Дети всегда оказываются меньше, чем ожидаешь.
Общих детей у Дениз с папой не было, и я не раз задумывалась почему. Впрочем, интересовало меня это недостаточно сильно, чтобы спросить напрямик.
– Сколько я спала?
– Со вчерашнего утра. Часов восемнадцать.
– Восемнадцать?! – Я заозиралась в поисках часов. – Пип воевала с миром без меня целых восемнадцать часов?!
– Мне сказали, что ты в стазисе, или как-то так. Что тебе нужно отдохнуть и исцелиться.
– Ну да, только на этот раз, похоже, не сработало.
Я попробовала потянуться, но было слишком больно.
– Хочешь ее подержать? – спросила Дениз, встала и шагнула ко мне. – Мы еле-еле оторвали ее от твоего мужа, чтобы Кэтрин могла провести осмотр. На всякий случай завтра приедет педиатр.
– Хорошо. Я только в туалет смотаюсь, а потом приклеюсь к ней на веки вечные.
Взяв сотовый, я со скоростью улитки, которой девяносто с лишним лет, двинулась в ванную. Никогда в жизни мне не было так больно. Сильнее всего болели бедра. Потом Вирджиния. Бедняжка! Она больше никогда не будет прежней. Еще болели ребра и… В общем, долго перечислять. Чистить зубы и умываться тоже было больно. Сбоку на голове был здоровенный порез, под глазом – синяк.
Сидя на унитазе, я проверила сообщения. Многозадачность, знаете ли, всегда была моей отличительной чертой. К тому же писала я целую вечность, так что времени с головой хватило. Одна эсэмэска была от мистера Аланиса, моего частного детектива. Он спрашивал, есть ли дома успехи. То бишь поговорила ли я с Рейесом. А поговорить придется. Тем более времени Лоэры дали только до завтра. Может быть, теперь, когда у нас есть Пип, муж поймет, почему я так поступила. Но все равно предстоящий разговор наводил на меня ужас.
Вернувшись, я застала Рейеса по пояс голым с Пип на руках и затаила дыхание. Тот, у кого хватит сил сотрясти землю, держал на руках хрупкого, как фарфор, ребенка. И это было потрясающе, восхитительно, прелестно и даже сексуально.
Я подошла ближе. Глядя на меня сверху вниз, Рейес улыбнулся. В каждом его движении так и сквозила гордость.
– Ты хоть немного поспал? – спросила я, коснувшись его руки.
– Конечно, - не краснея соврал муж, и я на пару секунд застыла, глядя на сонные глаза и небритое лицо.
– Оставлю вас наедине, - еле слышно в громогласном храпе Повитухи-Кэтрин сказала Дениз, а потом повернулась ко мне. – У тебя замечательные друзья.
Рейес передал мне дочь, и я подошла к мачехе, не зная, как выразить всю свою бесконечную благодарность.
– Ты спасла ей жизнь. Не знаю, что бы я делала, не окажись ты сегодня здесь.
– Вчера.
– Вчера, - исправилась я.
Она опустила голову.
– Я рада, что смогла помочь.
С этими словами Дениз вышла из комнаты.