Восьмая могила во тьме
Шрифт:
– Не выйдет, дорогуша.
С каждой минутой я раздражалась все сильнее.
– Ну почему? Почему не выйдет?
– Потому что, если ты заметила, у тебя есть власть над душами. Ты обладаешь редкой способностью ставить на них метки.
– И что?
– А то. Мы считаем, что, согласившись прийти в этот мир, ты согласилась и соблюдать правила этой вселенной.
– Мамочки… Да вы просто помешаны на правилах! Что это вообще за правила такие?
Накрыв бутерброд вторым куском хлеба, Ош откусил здоровенный кусок,
– Бог дал людям власть над их собственными жизнями. Наделил правом принимать решения, совершать ошибки, следовать за тьмой или нет. Выгнав Люцифера с небес, Бог, тем не менее, не вычеркнул его из уравнения. До сих пор идет война, и ты не в силах ее остановить. Эту войну могут остановить только люди. Только людям дано окончательно и бесповоротно уничтожить Люцифера. Но, как тебе известно, в этом мире много зла. Всегда найдутся те, кто примкнет к Люциферу. И с каждым последовавшим за ним человеком его силы множатся.
– То есть ты хочешь сказать, что мне не одолеть ни Люцифера, ни его демонов?
– Я хочу сказать, что ты не можешь его уничтожить. Но может человек, рожденный из плоти и крови.
– Но ведь я человек. И была им с самого рождения.
Ухмыльнувшись, Ош глотнул воды и наклонился ко мне:
– В тебе не больше человеческого, чем во мне.
– Минуточку! Ты мне все это говоришь, потому что пророчества повесили задачу прикончить Люцифера на Пип?
– Она же человек.
– У которого сверхъестественные родители. Если уж ей суждено укокошить Сатану, наверняка она унаследует хоть какие-то из наших сил.
– Так и будет. Как и у тебя, ее силы будут расти вместе с ней. И все же ее создали ваши с Рейазиэлем человеческие воплощения, и родилась она человеком. У нее будет власть над тем, над чем у тебя нет и никогда не будет. Ты не имеешь права расторгнуть соглашение, заключенное с Богом этой вселенной. Это… - Ош помолчал, подыскивая подходящие слова. – Это невежливо.
– Выходит, из-за одного договора нашей Пип придется бороться с Люцифером?
– Ты удивлена? После всего, что прочитала? После всего, что нам удалось выяснить?
– Просто я надеялась…
– Найти лазейку.
Я повесила нос.
– Да.
– Ага, я тоже, - стиснул зубы Ош. – Но тебе нужно подумать еще кое о чем.
– Блин, это еще не все? – совсем приуныла я.
– Ты должна подумать о том, кто ты и какими силами обладаешь. Если ты узнаешь свое имя раньше времени, то, быть может, не сумеешь взять под контроль свои силы и поубиваешь всех вокруг в мгновение ока.
– Значит, свое божественное имя я сегодня не услышу?
Губы Оша сложились в тонкую линию.
– Извини, красавица. Я не хочу убивать Рейазиэля. По крайней мере сейчас.
На этот раз вперед наклонилась я:
– А по-моему, он тебя в два счета сделает.
– В аду так считал каждый. И все они ошибались.
Я стащила его бутер и откусила кусочек.
– Тогда, наверное, хорошо, что ты на нашей стороне.
Черты лица даэвы смягчились от хорошо знакомой кривоватой ухмылочки. В очередной раз пришлось напоминать себе, что он только выглядит, как девятнадцатилетний паренек.
Я пошла наверх узнать, как дела у Пип. Теперь, когда в животе не квартировал маленький жилец, путешествие давалось намного легче. Бросать идею потолковать с Колтоном Элликсом я не собиралась. Более того, у меня имелся запасной план. Пугал он, правда, до потери сознания, и я бы никогда в жизни не набралась смелости рассказать о таком Рейесу, но все-таки это был самый настоящий план. Зуб даю, у Рейеса бы нашлось, что сказать. А потом он бы меня чем-нибудь накачал и запер в каком-нибудь надежном месте, чтобы я не успела воплотить свой план в жизнь. Но тогда Фэрис умрет. А я не позволю такому случиться, если есть хотя бы крошечный шанс это предотвратить.
На цыпочках я подошла к нашей спальне, где с Пип сидели Эмбер и Квентин. Квентин держал мою дочь на руках почти так же, как и Рейес. Как будто она хрустальный шарик, который треснет, если его слишком крепко прижать. Эмбер, за один день ставшая экспертом по детям, учила Квентина правильно давать Пип бутылочку.
Мне до смерти хотелось покормить Пип грудью, но я так долго провалялась в отключке, что у народа не осталось выбора – пришлось кормить ее смесью. Я понятия не имела, захочет ли Пип теперь взять грудь, но хотела попробовать. Не прямо сейчас, конечно, а то Квентину точно будет не по себе, но в самое ближайшее время.
Несколько секунд я зачарованно смотрела, как Эмбер общалась с моей прекрасной во всех смыслах дочерью. Сама Эмбер как будто сияла. В утреннем свете, сочащемся сквозь занавески, поблескивали волосы. Кожа мерцала. Потом до меня дошло, что у нее на лице до сих пор остались блестки со свадьбы. И все равно она была удивительно красивая. Как фея без крыльев. Высокая, сильная, с тонкими чертами лица и уверенностью, что она знает все на свете. Но, опять же, Эмбер подросток, а подростки действительно знают все. Фишка же Эмбер заключалась в том, что к своим знаниям о мире она подходила с уважением.
Глядя на нее, я вспомнила слово «спиритуалист». Как раз подходящее. И даже важное. У Эмбер была поразительно глубокая связь со всем, что ее окружает. С самой природой. И эта связь позволяла ей видеть и понимать намного больше.
Квентин опустил бутылочку слишком низко, и Эмбер рассмеялась, показав пальцем вверх:
– Выше.
Он тут же послушался, и его глаза засияли так же ярко, как и улыбка, которую он ей подарил.
– Что-что? – спросила Эмбер у Пип, словно маленькая хулиганка могла ей ответить, и снова засмеялась: - Полностью согласна. Он яркий и ясный, как летний день.