Восьмая нота Джокера
Шрифт:
Она очень изменилась…
Завтрак из-за этого совсем не лезет, и я отправляюсь в школу с бурчащим животом. Добираюсь до остановки, погружённая в эти мысли, когда мимо проезжает дорогое авто и тормозит, а после нагоняет меня. Дверь открывается, являя радостное лицо Давида Эдуардовича, и он точно последний, кого бы я хотела видеть этим утром.
– Доброе утро, Мишель, - здоровается, и я даже на расстоянии улавливаю запах его одеколона.
– И Вам.
– Слышал, у тебя день рождения? Позволь подвезти тебя.
–
– Садись.
В его взгляд мелькает что-то опасное, и я сама не знаю, почему одеревеневшее тело слушается. Наверное, из-за барабанящего в голове «мама может пострадать», и эта мысль самая громкая из всех.
Приходится проглотить злость месте с отвращением и не показать страха, когда двери блокируются, а водитель скрывается, поднимая затемнённое стекло. Пока я давлю в себе эти чувства, Давид лезет в карман, доставая оттуда бархатную коробочку, и протягивает её мне.
– Мой подарок тебе.
– Не нужно было, - ещё пытаюсь протестовать, но на языке крутится только лексикон гопников из моего старого района.
Жаль, не могу воспользоваться.
– Открой же.
Напрягаюсь, но делаю, разглядывая блестящий разноцветными камнями изящный браслет из белого золота.
– Очень красивый.
– Руку, - вроде и просит, но я знаю, что вежливость так не выглядит.
Защёлкивает на мне украшение, как наручник, и в животе неприятно ноет. Я всё ещё верю, что это из-за пропущенного завтрака.
– Правда, не нужно было. Я, если честно, не любитель таких украшений, - признаюсь, мечтая сказать совсем другое.
– Вот как, - тянет, оценивающе глядя на меня, словно его вообще удивляет, что женщины могут спорить.
– И что же тебе нравится?
– Мои собственные украшения, - заявляю, не способная побороть гордость.
Я несколько недель убила на одну вещицу, которую до сих пор надеюсь отдать Джокеру, и не знаю, получится ли.
– Выходит, у тебя золотые руки, Мими, - пока я летаю в мечтах, этот тип уже целует мои похолодевшие пальцы.
Типичная фраза убивает всё настроение, на миг превращая меня в камень.
«У тебя золотые руки, Мими»
Да сколько этот бред наяву ещё будет со мной происходить? Что не так с моим подсознанием, не дающим жить спокойно жизнью?
К счастью, мы подъезжаем к воротам, и я приказываю себе дышать. Приказываю, потому что спокойные уговоры больше не работают.
– Моя остановка. Спасибо, что подвезли, и за подарок тоже, - торопливо прощаюсь, вцепившись в рюкзак, как в спасательный круг.
??????????????????????????
– Скоро увидимся, Мишель, - угрожает мужчина, позволяя мне выйти, но я уже не реагирую, выскакивая наружу.
Вся эта сцена не остаётся без внимания.
Едва оказываюсь на воздухе, натыкаюсь на внимательный хмурый взгляд, и по телу пробегает ток,
– Что, Мими, уже пошла по рукам? Похвально, - изображает аплодисменты, держа сигарету краешком рта.
Да, эта ещё одна сторона моей новой жизни без Царёва. Теперь он цепляется ко мне по поводу и без, задевая каждый день, будто не представляет без этого своего существования. Бесит, но что поделать? Я сама виновата. Сама выстроила эту стену…
Парни гогочут, обступив своего капитана. Среди них не видно Ильи. Его вообще всё реже можно заметить в школе, но если он вроде как отстал от меня, то иногда я ловила очень странные взгляды других. Иногда казалось, что некоторые уделяют мне чересчур много внимания, но я каждый раз просто одёргивала себя, потому что только паранойи мне не хватало для полного счастья.
– Не умрите от хохота, макаки, - кидает им рыжая, подскакивая ко мне, но эти обезьяны только сильнее ухохатываются.
– Они умрут от импотенции раньше, - влезает Ника, вставая под другую сторону.
– Курение действует на мужиков сильнее, чем им кажется. Учёные давно это доказали.
– Ты дотрындишься, Самойлова, - кричит недавно вернувшийся из-за границы блондин по имени Макс, давно положивший глаз на подругу.
Девчонки ведут меня в тепло, не оглядываясь на это стадо, но я уже чувствую, как в спину упирается взгляд. Это уже как ритуал, к которому не стоило привыкать, только с собой ничего не сделаешь. Даже то, как он срывает на мне свою обиду, стало для меня наркотиком, но и моё терпение не безгранично.
– Что у вас тогда случилось?
– спрашивает Ника, и это её каждодневный вопрос.
– Я уже говорила. Отчим может навредить маме, да и его отец не в восторге, - отвечаю привычно.
– Прямо, как Ромео и Джульетта, - кивает Тая, глядя, как блондинка ищет глазами Константина Евгеньевича.
– Или как наш классный и Самойлова.
– А?
– просыпается та, возвращаясь к нам.
– Прикинь, они под лестницу с ним ходят, целуются, - тут же сдаёт её Тая шёпотом.
– Я в прошлый раз их чуть не засекла.
– И мне не сказала?
– негодует Ника.
– А если бы это был кто-то другой, не подумал твой рыцарь об этом, нет? Надеюсь, хоть до «ю тач ма талала» не дошло?
– играя бровями, серьёзно спрашивает рыжая.
Я хохочу, да и Самойлова угорает, прикрывая рот ладошкой.
– Девочки, ваши беседы просто песня, - качаю головой, и мы добираемся до шкафчиков.
– А ты от темы не уходи. И вообще, сегодня после уроков у нас на тебя планы, - сообщает блондинка.
– Проследи за ней.
– Есть.
Открываю замок, ничего не подозревая, и оттуда на меня летит ворох шариков… Вернее, это я сначала так думаю. То, что это не весёлые шары я понимаю по очередному гоготу за спиной, глядя на кучу надутых резиновых изделий продолговатой формы.