Восьмая нота Джокера
Шрифт:
– Он всегда дарил мне эти вонючие орхидеи после выступлений. И с собой под землю мне их щедро высыпал.
Не знаю, что ребята думают обо мне после услышанного, но мне тревожно. А ещё страшно, правда, стоит Нике начать говорить, я перестаю об этом думать.
– Миш, а что если твой отчим реально помог выпустить этого маньяка из тюрьмы?
– предполагает она.
– Мне, конечно, непонятно, зачем, но это явно какой-то план.
– Да, - соглашается вдруг Макс, переглянувшись с парнями.
– Хоть и звучит, как бред, но это может быть правдой. Пиздец, конечно, Миш… Извини,
– Это точно, - кивает Слава.
На Яна невозможно спокойно смотреть. Он молча сверлит пространство взглядом, будто убивает невидимку, притаившегося на полу, но это молчание долго не длится.
– Та таблетка, которую ты мне дала – не снотворное. Это какой-то убойный антидепрессант, и у нас его запретили продавать, в отличие от Штатов. Зачем ему делать из твоей матери овощ?
– наконец-то смотрит на меня.
Мама… Что вообще происходит, и как к этому пришло?
– Я не знаю. Но мне очень страшно, что из-за меня кто-то снова пострадает, - делюсь своим самым жутким страхом и нахожу понимание в его глазах.
Тишина вновь обрушивается на плечи, но она не тяжёлая. И хоть меня никто ни в чём не обвиняет, я всё равно не могу перестать думать, что если бы не я, ничего этого бы не произошло. Отчим не смог бы воспользоваться этой грязной историей, если бы не я. Может, он бы вообще не связался с моей мамой…
– До того, как переехать к отцу, мать продала меня за бутылку, - внезапно признаётся Тая, заставив отвлечься от самобичевания.
– Когда я вернулась из школы, дома меня ждало несколько взрослых мужиков и запертая за спиной дверь. Я была готова либо их убить, либо себя. Это если ты считаешь, что каким-то образом можешь быть виновата, что привлекла внимание психа. Меня, как выяснилось, пасли всё это время и просто ждали удобного момента.
– Хочется крепко её обнять, но она только отмахивается.
– Говорю на случай, если эти стервы и такое раскопают. Не хочу сюрпризов.
Чёртовы сплетницы…
– Это всё уже на их сайте, да? Выложили?
Слава как раз возится с ноутом.
– Больше ничего не будет.
– А толку, если все уже всё видели?
– мне уже на самом деле безразлично.
– Я знала, что такое не получится скрывать долго, просто надеялась, что мне хотя бы школу удастся закончить. Не судьба, значит.
– На меня посмотри.
– Моё лицо разворачивают к себе, сжимая пальцами.
– Даже не думай, что у тебя этого не получится. Я прибью любого, кто рот откроет.
Спрашивать своё типичное «почему?» не хочется. Просто в груди становится тепло-тепло от его уверенности, и спорить тоже не хочу. Вымоталась.
– Парни, пошли покурим, - предлагает Макс, решительно поднимаясь.
– После такого у меня даже уснуть, наверное, не выйдет.
Он машет нам, и, подмигнув, уходит, утащив Славу за собой, а Ян ещё какое-то время задерживается.
– Постарайтесь уснуть и заприте двери, поняли?
– и тоже уходит, больше на меня не взглянув, и это ранит.
Мне кажется, они идут не просто портить лёгкие, а чтобы побить кого-то, но от того, чтобы окликнуть Царёва, меня останавливает Тая – она кладёт руку мне на плечо и предостерегающе смотрит.
– Ему сейчас
– Ерунда. Ему просто противно находится рядом после того, что я вывалила.
– Я его знаю дольше, чем ты, - переубеждает Самойлова.
– Когда он не в состоянии с чем-то справиться, никто не должен его таким видеть. А он не знает, как тебе помочь, вот и злится. Так что не дури, Миш.
Эти слова вселяют дурацкую надежду. Я не могу отрицать, что думаю о своём гоблине больше, чем о ком-то, кого не выношу. Он стал для меня очень важным. И то, что мы с ним периодически целуемся и не только, прячась по тёмным углам, вообще не облегчает мне жизнь.
Как мне теперь делать вид, что он мне безразличен, тем более, перед всеми?
А если я ему и правда отвратительна, и Ян больше никогда не посмотрит в мою сторону?
– Я попала, - признаюсь больше для себя, но девчонки всё слышат.
– Вы оба попали, дурында, - взлохмачивает мне волосы рыжая, история которой до сих пор не даёт покоя.
– Но я сомневаюсь, что теперь ты так просто от него отделаешься.
– Думаешь?
– Знаю.
После мы ещё долго не можем уснуть.
Всё сказанное сегодня почему-то больше не висит таким тяжёлым грузом – возможно, причина в том, что правда была произнесена, а возможно, дело в людях, её услышавших. Не знаю.
В любом случае, теперь мне дышится чуть легче, несмотря на новый повод для беспокойства. Я понятия не имею, зачем Аристарху мы с мамой, но если он и правда выпустил из тюрьмы этого психа, мне будет непросто.
«Значит, всё это время ты обо мне переживала?» - прилетает спустя час.
Ян.
Как теперь он будет относится ко мне?
«Я уже жалею, что рассказала».
«А вот это зря. Сколько смелости в тебе, Мими? Я бы так не смог, знаешь?»
В том-то и дело, что не знаю. И не смелость это вовсе, а дурость. Может, не была бы такой дерзкой, никогда не навлекла бы на себя эти проблемы.
«Царёв, ты меня не знаешь. Не создавай себе проблемы и давай всё это прекратим, пока не поздно», - пишу, а у самой противные слёзы собираются в глазах и пальцы едва попадают по буквам.
«Поздно уже стало, Мишань. Сегодня я видел всё там, в туалете, - напоминает о моменте моей слабости, и стоит только самой о нём вспомнить, горячая волна омывает всё тело.
– Знаю, ты тоже сейчас об этом подумала, так ведь? Если хотела меня избегать, надо было лучше прятаться или вообще отчиму пожаловаться, но вряд ли бы сработало».
Молчу, потому что слёзы продолжают катиться вниз, размывая реальность.
«Мне было хорошо, маленький монстр, - продолжает писать, и я жадно выхватываю каждое слово, прицельно попадающее в сердце.
– И тебе тоже, так что не создавай сложностей и позволь нам случиться. С остальным разберёмся».