Восьмая нота
Шрифт:
После работы Анна села в машину Никоса, охранника таверны, который её подвозил каждый вечер. Он, как и Бабис, заметил, что девушка была чем-то напугана. Всю дорогу охранник молча наблюдал за ней. Он ждал, что она ему хоть что-то скажет, но девушка молчала. Когда они подъехали к дому Анны, Никос не выдержал.
– Анна, что-то случилось?
– Нет, нет… Всё хорошо… – напряжённо улыбаясь, ответила Анна.
–Ну… хорошо! Просто я заметил, что, когда этот хмырь зашёл – настроение твоё странно изменилось. Мне показалось, что ты его боишься. Кто он? Ты его знаешь?
Анне было стыдно признаваться, что это её
– А, тот? Это наш сосед. Мы живём в одном подъезде… Просто… он страшно неприятный тип и часто напивается, – соврала Анна.
– Надеюсь, он тебе не причиняет проблем? – продолжал выяснять Никос, потирая своими огромными руками руль автомобиля. Его массивное лицо с перебитым, приплющенным носом исказилось в улыбке.
– А то… если что… так ты скажи!
– Нет, нет, что ты! Ну, я пошла. Спасибо, Ник! – протараторила Анна и, поспешно выйдя из машины, направилась в сторону старой, потрёпанной пятиэтажки. Никос уехал, как только за девушкой закрылась дверь подъезда.
Анна поднималась по лестнице медленным шагом. Вот она открывает ключом дверь, заходит в квартиру, включает свет и тут же получает удар по голове. Она упала бы, но удержалась за стенку.
– Так ты решила отделаться подачками? Певичка!
И он ударил её по лицу. Анна стала плакать, закрывая лицо дрожащими руками.
– Чем ты там ещё занимаешься? А? – заорал отчим.
И тут последовал ещё один удар, на этот раз в живот, что заставило Анну согнуться от боли. Она простонала.
– А я-то думаю… Оставляешь деньги в коробке, чтоб я не просил больше? Умная стала?! Подожди, я тебя проучу, – прошипел он и направился к ободранному столу, чтобы зажечь сигарету. Настроения быстро окончить издевательства над девушкой у него явно не было. Он решил растянуть удовольствие. Анна, улучив момент, как ошпаренная, вылетела из квартиры и побежала вниз к выходу, перепрыгивая ступеньки. Она остановилась лишь только за углом дома в следующем квартале и села на обочину отдышаться. Было лето, и лёгкий ветер тревожил сонную листву, делая тени от деревьев подвижными. Анна испуганно смотрела по сторонам, следя за шевелящимися тенями. Ей казалось, что сейчас отчим внезапно появится перед ней. Она совершенно не думала о том, что ему будет трудно заметить её в ночи, да и бежать за ней он вряд ли будет. Зачем? Ведь можно и завтра закончить разговор! Дыхание Анны постепенно восстанавливалось, и она стала думать – куда ей идти? Домой она больше не вернётся. Это было решено. Вдруг она спохватилась: «Моя сумка!» Быстрым движением её рука нашла на спине висящую сумку-рюкзак, и это её успокоило. Документы и кошелёк были с ней. Пульс тела переместился в область головы, и теперь она слышала его биение в висках. Вариантов «куда идти» почти не было. Она вспомнила одну бывшую подругу матери, Панайоту, которая прекратила всякие отношения со своей приятельницей, когда узнала, с кем она связалась. Тогда женщина и подумать не могла, на какое мучение была обречена Анна. У двух женщин состоялся разговор, после которого Панайота у них дома больше никогда не появилась.
Анна недолго думая поймала такси и поехала к ней. Таксист пристально смотрел в зеркало на девушку с разбитой губой, из которой шла кровь. Он дал ей салфетку со словами:
– Возьмите, у вас кровь на губе!
Анна поблагодарила водителя и попыталась вытереть губу, но больно было даже до неё дотронуться.
* * *
– Анна! Это ты? Девочка моя! Что с тобой? Кто тебя так? – с порога испуганно выкрикнула Панайота и обняла девушку, заводя её в квартиру. Глаза Анны наполнились слезами.
– Это мамин сожитель, – тихо произнесла она. Женщина, опытная медсестра, уложила её на диван и стала обрабатывать рану на лице.
– Боже! Что он с тобой сделал? Ужас! Господи боже мой! – не переставала ужасаться Панайота, обнаруживая следы побоев.
– У меня кружится голова, и немного тошнит… – еле слышно произнесла Анна. Спустя несколько минут она уснула. Панайота сняла с девушки обувь и накрыла лёгким покрывалом. «Похоже, у неё сотрясение мозга… Как так можно избить бедную девочку?» – думала женщина, глядя на опухшее лицо Анны.
На следующее утро Панайота проснулась рано и зашла в зал посмотреть, как себя чувствует нежданная гостья. Анна с опухшей губой сидела на диване, обняв колени.
– Как ты, девочка моя? – спросила Панайота.
– Болит голова и подташнивает… Спасибо вам, Панайота! Я вчера совсем отчаялась. Не знала, куда бежать… – сказала Анна, пряча глаза.
Она чувствовала себя подавленной и униженной. Панайота посмотрела на неё с пониманием и, выдержав паузу, произнесла серьёзным тоном:
– Анна, нам нужно поговорить. Я хочу тебе помочь. Только, пожалуйста, расскажи мне всё как есть. Это важно.
Их разговор продолжался долго. Анна мучилась, вспоминая весь тот ужас, в котором она жила все эти годы. Панайота опускала глаза, когда чувствовала, как трудно даётся девушке рассказывать эпизоды насилия, унижения и полной незащищённости. Женщина приходила в ярость, и возмущению её не было конца, когда она слушала рассказ Анны. Но Панайота ничего не показывала, боясь её смутить. Она помнила Анну милым ребёнком и, когда увидела её вчера ночью, почти что не узнала. Какой-то инстинкт дал ей понять, что эта хрупкая, с осунувшимся и побитым лицом девушка была та самая малышка, которую она полюбила ещё с пелёнок.
– Значит, так! Ты остаёшься жить у меня. Домой не думай показываться. Вещи я заберу и с твоей матерью поговорю сама. На работу пока ты идти не можешь. Тебе нужен постельный режим. И… тебе нужно обследоваться. Пойдёшь в нашу поликлинику, которая рядом с домом, и обследуешься. – подытожила Панайота, нервно шагая взад-перёд.
Вдруг она остановилась и посмотрела на Анну. Та тихо плакала. Панайота присела к ней и обняла:
– Всё будет хорошо, девочка моя! Поверь мне! А с моими решениями… надеюсь, ты согласна?
– Да, да… Спасибо! Как давно я не чувствовала заботы… Нет, я не помню… Может, и никогда! А так хочется! Почему моя мать… вот так поступает? Нет, я не сужу её, вы поймите, но мне больно, мне обидно… – Анна закрыла лицо руками. Панайота еле сдерживала слёзы. Ведь она тоже была матерью. Единственный её сын давно вырос и женился, и теперь она наслаждалась своей новой ролью бабушки. Женщина возилась с внуками и с печалью думала о том, что её мужу не удалось дожить до этих счастливых минут. С тех пор как Панайота овдовела, своё сердце она не отдала больше ни одному мужчине.