Восьмая тайна моря
Шрифт:
В городе уже зажигались фонари. Между домами повисли серые тени. Был самый оживленный час. Аня кивала головой направо и налево.
— Вас, кажется, весь город знает? — спросил он.
— У меня много знакомых, как у всякой модной портнихи-модельерши, — просто объяснила она.
Навстречу им шла Панна Лобачева. Он поздоровался с ней. Поздоровалась и Аня. Панна, кажется, была удивлена, увидев их вместе, и торопливо простилась.
— И с Лобачевой знакомы? — с изумлением спросил он Рутковскую.
Она промолчала. Они подошли к ее парадному.
— До свидания, — сказал он. — Второй раз
Она засмеялась:
— Если рядом будет такой же спаситель, как вы, я, пожалуй, рискну. Вы студент?
Он кивнул.
— Самый веселый народ. Зайдемте ко мне, — она смотрела на него, красивая, молодая, полная ожидания.
— Вы думаете, студенты ходят голодные? — спросил он, вглядываясь в нее.
— Нет, не думаю, — опять засмеялась она. — Так зайдемте?
Почему он не отказался от приглашения? Почему не сказал «не могу»? Это была его первая уступочка. А тогда ему казалось, что он идет навстречу свету.
Он поздно вышел от нее. Была ночь. Луна бродила по небу. Он ходил по сонным улицам, думал об Ане, о прошлом и будущем, о жизни… С моря тянуло холодком. Когда он пришел в общежитие, уже брезжил рассвет.
«Кажется, я счастлив», — подумал он, засыпая. Потом пошли встречи. Он влюбился. Около Ани кружилось множество молодых людей. По большей части это были праздные, безвольные существа, которые не задумывались над целью, над смыслом жизни. Аня командовала ими, как хотела, но терпела возле себя. Ей даже нравилась роль кумира. Щербаков в их обществе чувствовал себя отвратительно, поэтому, когда он приходил к Ане, она быстро выпроваживала их из квартиры. «Когда ты рядом со мной, мне никто не нужен», — смеясь, говорила она. Его суждения о жизни, людях — прямолинейные, честные, искренние она считала забавными и наивными. Она говорила:
— Ты хочешь переделать мир? Ты веришь в огонек, который светится впереди? И я верю. Но пока мы доберемся до него состаримся. Надо жить, пока мы молоды и красивы.
Так говорила Аня Рутковская. У него же было свое твердо установленное мнение, свои идеи, усвоенные в школе, комсомоле. Он верил в человека, он ни в чем не уступал ей. Спорил отчаянно.
Но Щербаков был влюблен. И он жаждал доверия. У него было суровое, сиротское детство, без отца и матери. Они погибли в годы войны. Дед, у которого он рос, никогда не интересовался им. В детстве он жалел, что у него нет сестры: ему казалось, что она могла бы понять его. Когда он познакомился с Аней, эта обманчивая надежда воскресла вновь. Ему думалось, что он нашел и подругу жизни, и сестру.
Рутковская скоро уловила этот «телячий» оттенок его отношений к ней. Она говорила, что самое привлекательное в нем нравственное превосходство над окружающей посредственностью. Кажется, она лгала. Временами Олегу думалось, что она менее, чем кто-либо, была способна понять, что такое нравственность и чистота. Но проходили дни, и эта мысль исчезала, чтобы затем вернуться снова и снова.
Аня жила на широкую ногу. Он удивлялся, откуда у нее деньги.
— Я же обшиваю всех городских модниц, — смеялась она. — А потом я получаю деньги от бывшего мужа.
Почему и когда она разошлась с ним, Олег не спрашивал. Но ему не нравилось, что она принимает заказы на шитье.
— Буду
Чтобы поддержать ее, он бросил университет и поступил работать в торговый порт. Ему казалось, что жизнь наладилась. Хлопотал о переводе на заочный курс университета. Аня не возражала, но и не изменила своим привычкам. По субботам устраивала вечеринки.
Она часто получала посылки от брата, работавшего на островах. Посылку привозил кто-нибудь из знакомых брата: либо сухой благообразный старик, либо скуластый мужчина в поношенной морской тужурке. Аня редко сама ходила в порт, а посылала с запиской кого-нибудь из знакомых, чаще всего Горцева, а в последнее время его, Олега.
Как-то в начале января Аня познакомила Щербакова со своим братом. Он ни одной чертой лица не походил на Аню. Олег при первых же звуках его голоса почувствовал к нему какую-то неприязнь. Почему? Он не мог этого объяснить. Брат принял по отношению к Олегу позу безупречной и иронической вежливости. Прожил он у Ани неделю. В эти дни она не встречалась с Олегом. Ее квартира часто была на замке. Потом они с братом уехали на запад.
Олег провожал их.
В аэропорту было шумно и многолюдно. Разбитная старушка в ватнике торговала цветами. Цветы в январе! Олег остановился, чтобы взять букетик для Ани. Догоняя брата и сестру, он услышал их разговор.
— Вернувшись, ты опять попадешь в его объятия? — иронически спрашивал брат.
— Мы давно знакомы с тобой, — отвечала Аня. — Ты должен достаточно хорошо знать меня.
Кровь бросилась Олегу в голову. Этот человек такой же брат Ани, как сам Олег! Щербаков сунул цветы в ближайшую урну и выскочил из здания аэропорта… Его мучила ревность. Он дал себе слово, что больше никогда не пойдет к Ане.
Она вернулась одна. Об этом сообщил Олегу кто-то из ее поклонников. Мгновенно забыв о своем решении, Щербаков в тот же день оказался у Рутковской. Он потребовал, чтобы она сделала окончательный выбор. Она попробовала увернуться, но потом заявила, что вправе дружить с кем ей заблагорассудится. Он стал допытываться, кто этот человек, которого она называет братом. Дать ответ она отказалась.
— Значит, Аня, тебе тягостна моя любовь? — спросил он.
— Почему же? Я очень привязалась к тебе. Зачем ты все усложняешь?
— Неужели ради нашей любви ты не пожертвовала бы ничем?
— Какое нелепое слово! Зачем надо жертвовать одним ради другого? Домостроевские взгляды на жизнь…
— Может быть, — ответил Щербаков. — Но для меня либо одно, либо другое…
Она вышла из себя:
— Ну чего ты хочешь? Играть в любовь? Я уже не девчонка. Я принадлежу тебе, и этого достаточно.
Он круто повернулся и выбежал из квартиры. Ему казалось: все кончено. Но уже через час он мучительно думал о том, как все-таки убедить Аню?
Он опять оказался у нее, опять последовал спор, и он, не соглашаясь с Аней, все же остался у нее…
Уступочка за уступочкой…
— Больно, — вслух сказал он, охватывая голову обеими руками.
— Олег, что с вами? — Панна удивленно смотрела на него.
— Больно, — повторил он. — Ничего, Панна. Ничего.
— Я верю, Аня вернется, — Панна попыталась улыбнуться, хотя это не очень удавалось ей.