Восьмая тайна моря

Белов Михаил Прокопьевич

— От души поздравляю, Николай Николаевич. У меня ведь тоже радость — еще один внук на свет появился. Лобачев вышел из-за стола и поманил Еремина. В столовой ярко горел свет. На столе — бутылка шампанского, графин водки, закуски. Еремин вопросительно посмотрел на хозяина:

— Выпьем, Алексей. За внуков.

Старинные часы на стене мерно отбили десять. Вернувшись в кабинет, они молча сели за шахматный столик.

— Чак… Акула… Загадка, — нарушил молчание Лобачев.

— Акула ли? — отозвался Еремин.

— Н-да… В

природе существует определенная закономерность. Она обязательна как для животного, так и для растительного мира. Морской хищник убивает свою жертву, чтобы тут же ее съесть. Краб ежегодно откладывает сотни тысяч икринок, чтобы сохранить свой род. Он, конечно, не знает, что восемьдесят — девяносто процентов его мальков будут съедены рыбами. А рыбы — другими обитателями моря. Так достигается равновесие в природе. Н-да… Чак не пожирает свою добычу, а уносит куда-то — это подтверждают фотографии. Что-то противоречит естественным склонностям хищника.

— Может быть, добычу тащит маленьким акулятам? — не совсем уверенно спросил Еремин.

— Алексей, ты иногда говоришь такие вещи… — покачал головой профессор. — Да будет тебе известно: акулы, как и все рыбы, откладывают икру и в дальнейшем нисколько не заботятся о своем потомстве. Другое дело — морские животные…

— Какой же вывод?

— Рано вывод делать. Подождем до новых сообщений.

— Ждать! Сколько же можно ждать? — вздохнул Еремин, машинально перебирая фотографии.

Лобачев закурил свой «гвоздик».

— Попробуем применить антиакулин, — задумчиво сказал Лобачев.

Еремин вопросительно посмотрел на профессора.

— Да, да, есть такое средство, Алексей. Знаешь, как оно родилось? В годы второй мировой войны участились полеты американцев над Тихим океаном. Говорят, боязнь перед японцами была ничто по сравнению с опасением летчиков очутиться в воде в обществе акул, — Лобачев слегка усмехнулся. — Это опасение оказалось настолько деморализующим, что военно-морские силы США занялись тщательным изучением акульего вопроса. Как защитить летчика, оказавшегося в волнах океана, от коварного морского людоеда?

— Неужели американские летчики так часто плюхались в Тихий океан? — иронически заметил Еремин.

— Вам, военным, это лучше знать. Так вот, постепенно удалось решить проблему. Акулы, как правило, избегают спрутов и прочих моллюсков, выделяющих чернильную жидкость. Далее: акулы явно не переносят близкого соседства с дохлыми сородичами, особенно если те уже разлагаются. Выяснили, что у акулы вызывает отвращение уксусный аммоний. Итак, два компонента — аммоний и уксусная кислота. Испытали их врозь и установили — акула не выносит уксусной кислоты. Другие опыты показали, что примерно так же действует на нее медный купорос. Проверили на акулах соединение уксусной кислоты и медного купороса, иначе говоря, уксуснокислую медь. Так была решена задача.

— И боевой дух восстановлен, — засмеялся Еремин.

— Именно.

Летчикам перед полетом вручали черную лепешку в марлевой оболочке. Она легко растворялась в воде и состояла из одной части уксуснокислой меди и четырех частей нигрозина, сильного черного красителя, создающего «дымовую завесу», которой может позавидовать любой спрут. Это средство, получившее название «антиакулин», применяется и сейчас.

— Значит, антиакулин, — задумчиво сказал Еремин. — А как же все-таки шкуры, Николай Николаевич?

Лобачев развел руками:

— Подождем. Между прочим, есть проект организации нового заповедника, на Курилах.

— А заповедник на острове Семи Ветров?

— Ликвидировать. Животных переселить на новое место. Последнее слово за мной и Чигориным, но он еще не знает о проекте. Чтобы сказать это последнее слово, надо тщательнейшим образом изучить физические и биологические факторы нового района. На это требуется время, и немалое. — Лобачев подошел к окну, раздвинул шторы. — Где же она пропадает, моя Панна?

Еремин еще и еще раз пересматривал фотографии, точно так же, как это делал днем начальник управления. Он знал историю потопления «Палтуса» и был убежден, что остров Семи Ветров имеет дело не с акулой, но все надо было проверить. Вспомнив перехваченную на имя Рутковской телеграмму, Еремин нахмурился: «Рыбалку, пожалуй, придется отменить».

— Вот и мы, — сказала Панна, входя в столовую.

— Вижу, что вы, — проворчал Лобачев.

— Папа, Алексей Васильевич, познакомьтесь. Это Олег Щербаков. Мы в театре были.

«Оригинал лучше фотографии, — Еремин, окинув взглядом Щербакова, усмехнулся. — И чего только не бывает в жизни! Сегодня мне придется сидеть за столом с человеком, на которого падают серьезные подозрения».

Он прислушался к разговору.

— Я вас помню, молодой человек, — говорил Лобачев. Весьма способны были к наукам… Да-с, позвольте, где же ваш волкодав?

— В питомник отдал.

— Похвально. Кличку собаке изменили?

— Нет.

— Жаль, жаль. Сей молодой человек, — обращаясь к Еремину, продолжал Лобачев, — на лекции в университет приходил с собакой. Такая свирепая морда. И кличка такая странная: Тунеядец. Идем однажды после лекции по улице, а молодой человек: «Тунеядец, ко мне!» Представьте себе, люди оборачивались. Из любопытства, конечно.

Еремин увидел под густыми бровями горящие глаза и чуть заметную улыбку, но веки тут же опустились. Щербаков явно смущался, не знал, как вести себя, куда спрятать большие рабочие руки.

Панна настежь открыла окна. Ночная прохлада вошла в столовую.

— Прошу к столу, Алексей Васильевич. Вы мои крестный, вам и быть тамадой.

— Что ж, тамадой так тамадой, — Еремин налил три стопки водки. — А что именинница будет пить? Шампанское? Лимонад?

— Именинница хочет водки.

— Дочка!