Восьмое Небо
Шрифт:
На нижней палубе не было и не могло быть зеркала, но Шму вдруг увидела себя со стороны. Крошечная сжавшаяся фигурка, похожая на чью-то уродливую тень. Перепуганное лицо, бледное как мел, с расширенными в ужасе глазами. Никчемный сломанный механизм, в своей беспомощности вызывающий не жалость, а брезгливое отвращение.
Вещь без предназначения. Сломанная игрушка.
– Я… Я…
– Ты не хотела? – неожиданно мягко спросил отец.
– Я не хотела, - шепотом ответила Шму сквозь рыдания.
– Что ж, тебя хватило хотя бы на то, чтоб понять свою никчемность, - в голосе отца появился скрежет, это терлись друг о друга деревянные
Шму неуверенно подняла голову. Глаза слезились, из-за чего она почти не видела отца, лишь его зыбкий контур.
Быть может, именно поэтому она и пропустила удар.
* * *
Это было похоже на выстрел картечью в упор. Рука отца состояла из стекла, дерева и металла, а силы, заключенной в ней, хватило бы, чтоб переломить человека пополам. Шму не успела даже вскрикнуть, когда эта сила швырнула ее о борт, да так, что весь окружающий мир на миг утонул в бесшумной багряной вспышке.
– Маленькая дрянь! – рявкнул отец. Состоящие из деревянных обрезков брови сошлись на переносице – верный признак того, что его холодная фамильная выдержка дала трещину, - Лучше бы ты забыла свое имя навеки!
Всхлипывая и задыхаясь, Шму попыталась встать. Пустота не собиралась помогать ей. Пустоты больше не было – там, где она когда-то обитала, теперь жила лишь боль – жуткая боль, норовящая разодрать тело на части. Шму уже успела забыть, что бывает такая боль. Что ж, у беспамятства есть не только плохие стороны…
Существо с лицом ее отца ринулось к ней, вновь занося руку для удара. И хоть Шму знала, что удар этот последует, она не успела ни уклониться, ни блокировать его, лишь неуклюже прикрылась локтями. И покатилась по палубе, давясь болезненным кашлем, когда тяжелый как якорь кулак врезался ей в живот. Перед глазами вспыхивали и гасли белые точки, похожие на какие-то причудливые звезды из тех, что не светят в северном полушарии. Ей вдруг захотелось остаться лежать там, где она упала. Лежать и смотреть на эти звезды, пока все не кончится.
Но она вновь поднялась. Медленно, как механическая кукла или проржавевший голем. И даже выставила вперед руки в жалком подобии боевой стойки. Отец презрительно рассмеялся.
– Мне стоило догадаться, что из тебя ничего не выйдет. Надо было швырнуть тебя в бочку и выкинуть с острова, чтоб не позорила славного имени фон Шмайлензингеров!
Он несся над палубой, не касаясь досок, не человек – человекоподобный вихрь, состоящий из сплошных острых граней, шипов и зазубрин. Шму сделала обманное движение и отскочила в другую сторону. Возможно, у нее был бы шанс, сделай она это чуть быстрее, но тело отказывалось подчиняться, оно было парализовано страхом и болью. Когда-то сильное и выносливое, оно весило на тысячу фунтов больше, чем обычно и реагировало на приказы с огромной задержкой. Боль огненным нарывом вспыхнула в ее правом боку, нарыв этот мгновенно лопнул, затопив все тело до самого горла липкой волной слабости. Скосив глаза, Шму увидела, что ее костюм пониже груди порван и свисает окровавленными лохмотьями. Будь удар хоть немного менее скользящим, грудная клетка уже лопнула бы, как корзина из ивовых прутиков.
Не стоило сопротивляться, шепнула ей бесплотная тень из того уголка сознания, где прежде была Пустота. Тот, кто выходит на бой со страхом в сердце,
«Это расплата, - вновь шепнул ей внутренний голос, почему-то похожий на голос «Малефакса», - Ничего в тебе не сломалось. Много лет ты была защищена от страха, теперь он лишь пытается наверстать упущенное. Но ты не позволишь ему этого».
Следующий удар она попыталась блокировать. Неуклюже, как ребенок, старающийся повторять за кем-то сложные движения – страх жадно выпил из нее всю сноровку. Отец лишь коротко рыкнул, хлестнув ее по лицу обжигающим шлепком и отбросив на несколько футов.
– Ты отвратительна, - выдохнул он с отвращением, - Твоя трусость вызывает лишь брезгливость. Ну же! Бей! Ты выглядишь как перепуганный осьминог, испачканный в собственных чернилах. Бей! Покажи мне, что в твоих жилах течет хотя бы капля моей крови!
Шму бросилась в атаку. Это была жалкая атака, почти мгновенно выдохшаяся, рожденная отчаяньем, а не злостью. Она не достигла цели, да и не могла. Шму удалось несколько раз коснуться противника, но даже будь в ее ударах стократ больше силы, вреда они бы никому не причинили – у отца не было физической оболочки, которой можно было бы нанести удар, костяшки пальцев уходили в податливую пустоту. Он был лишь густым облаком поднятых магией предметов, лишенным костей, плоти или болевых точек. Проще было бы пронзить облако шпагой.
– Я знал, что ты бесполезна. Но я хотел дать тебе хотя бы шанс.
Он ударил ее растопыренными пальцами из острых обломков досок и глиняных черепков. От боли Шму выгнулась дугой, с ужасом чувствуя, как сознание норовит выпорхнуть куда-то прочь из черепной коробки. Удар отшвырнул ее на бочки с икрой, так, что сухо треснуло дерево. Шму пришлось схватиться за них, чтоб не упасть. Отец приближался, медленно переставляя ноги. В его взгляде было не только презрение, в нем было что-то тяжелое, сокрушительное. Что-то, что подсказало Шму – сейчас она сама с головой окунется в Пустоту. В ту Пустоту, из которой уже нет возврата.
Ей нужно оружие. Оружие для того, чтоб пронзить бесплотного противника, сотканного из магии – существует ли такое? Думай, думай, никчемный плод семейства фон Шмайлензингеров… Бочки… Икра… Водоросли…
Показалось ей или голос, шепчущий на задворках ее сознания, хихикнул?..
«Неплохая мысль. Как знать, может и сработает…»
Сил оставалось совсем немного. Может не хватить. Но Шму боялась загадывать излишне далеко.
Не обращая внимания на приближающееся создание, она впилась обеими руками в крышку ближайшей бочки. Прочное дерево беспомощно затрещало, заскрипели сминаемые обручи. Шму едва не задохнулась, когда на палубу посыпались комки высушенных водорослей вперемешку с икрой. Запах был ужасен, на миг Шму показалось, будто она склонилась над Маревом и сделала глубокий-глубокий вдох…