Восьмое Небо
Шрифт:
– Ты долго служил? – неожиданно спросил Тренч.
– Ты имеешь в виду, до того, как связался с Ринни? Лет пятнадцать, пожалуй. Уже был фрегат-капитаном, три золотых шнура. Еще бы год-другой, и пожалуй, свой корабль получил бы…
– Но вместо этого стал пиратом?
Габерон помрачнел, делая вид, что пристально следит за курсом шлюпки.
– Старая история. Пришлось сменить ремесло. Но эту историю дядя Габби по трезвому делу не рассказывает, имей в виду. Все, можете успокоиться, мы спустились ниже зоны турбулентности, теперь полетим мягко и гладко, как на крыльях любви. Ринни, отпусти скамейку. Вот так, молодец… Ну и вид у тебя, честно говоря. В последний раз
– Т-тренч, прими парус, - пробормотала капитанесса, - И дай мне саблю. Сейчас у нас… п-произойдут сокращения в команде…
Габерон в шутливом испуге поднял руки.
– Капитан без чувства юмора – это как корабль без рангоута, - заявил он и, свесившись за борт, стал разглядывать корпус канонерки, над которым они снижались.
Канонерка была неподвижна и выглядела серой мертвой рыбиной из бронированной стали. Над трубами не вился дым, колеса застопорены, стволы главного калибра равнодушно смотрят в небо. Удивительно, но даже в таком состоянии канонерка серии «Барракуда» умела вызывать страх и уважение. Возможно, оттого, что была хищником – по своему рождению и предназначению, а хищник никогда не выглядит слабым, даже смертельно раненный. Чем ближе приближалась шлюпка, тем отчетливее Габерон видел детали, прежде милосердно скрытые облаками – слепые взгляды распахнутых люков, распластанные на верхней палубе крошечные синие фигурки…
Габерону вдруг захотелось рвануть на себя румпель, крутануть шлюпку на вираже, и взмыть обратно к «Вобле», чье огромное деревянное брюхо нависало над ними, закрывая солнце и значительную часть верхней полусферы.
А еще канонерка медленно погружалась в Марево. С высоты Габерон отчетливо видел, что над бронированной палубой «Барракуды» расплывается едва видимая алая дымка. Легкая, как невесомый утренний туман, и почти прозрачная. Будь сейчас закат, этой дымки он мог бы попросту не заметить, так она была слаба. Но Габерон глядел на нее неотрывно, испытывая одновременно и любопытство и отвращение.
– Корабль опускается, - Тренч тоже пристально наблюдал за колышущимся Маревом, - Но не понять, насколько быстро.
– Если верить альтиметру, «Барракуда» теряет в среднем около сотни футов высоты в час. Ничего не поделаешь, за все надо платить. Железо крайне неохотно впитывает в себя чары, а здесь сотни тонн броневой стали… Вот почему канонерки славятся своими надежными машинами – поломка вдали от твердой суши обрекает экипаж на медленное погружение в Марево.
– Как глубоко она сейчас?
– Не глубоко, а высоко, - поправил его Габерон, - Только-только перешла за тысячную отметку.
Тысяча футов это, в сущности, ерунда. На такой высоте Марево не предствляет никакой опасности. Почувствуешь разве что запах. Ну и тошноту, если проведешь там несколько часов. Настоящее лицо Марево показывает начиная с восьми сотен футов. Вот там уже бывает… неприятно. Но не переживай. За два часа мы успеем дюжину раз обойти весь корабль, а Ринни присмотрит себе подходящий трофей. Так что уложимся с запасом. Разве что взгляд нашей капитанессы упадет на рояль из кают-компании…
Алая Шельма презрительно фыркнула, не удостоив его даже взглядом.
– Шучу. Нет на канонерках никаких роялей. И кают-компании тоже нет. Имея на борту столько мертвой массы, приходится ограничиваться самым необходимым. Все жилые отсеки и капитанский мостик находятся в надстройке. Там же арсенал, офицерские каюты, крюйт-камера и пост
– А ниже? – поинтересовалась Алая Шельма, внимательно разглядывая приближающийся серый корпус.
– Вторая палуба, она же мидль-дек, она же машинная, - Габерон пожал плечами, - Не то место, где можно найти подходящий трофей, если, конечно, тебя не удовлетворит кусок ржавой трубы или гаечный ключ. Вся вторая палуба отведена под котлы, колесные приводы, паропровод и бункера с магическим зельем. Весьма тесное и душное место. Если сунешься, мгновенно провоняешь маслом и всякой дрянью…
– Полагаю, ты был там редким гостем, - сказала она без улыбки, - Раз есть мидль-дек, значит, есть и нижние палубы?
– Одна нижняя палуба. Но гостить там я не советую.
– Почему?
– Душно, темно и тесно. Настоящий погреб, который мы частенько использовали вместо свалки. Склад рухляди и мусора.
Алая Шельма кивнула, показав, что услышала, но не стремится продолжать разговор. В другой раз Габерон нарочно насел бы на нее, изматывая чувствительными саркастичными уколами, но в этот раз замолчал сам. Потому что шлюпку отделяло от пустой палубы канонерки всего двести или триста футов – то расстояние, на котором хорошо были заметны мертвые тела.
Их было много – вот первое, о чем он подумал. Удивительно много. Разбросанные по всей верхней палубе, в своих щегольских лазурно-синих мундирах флота Формандской Республики, с высоты они напоминали игрушечных солдатиков, которых непоседливый ребенок не убрал в коробку после игры. Разве что солдатики, даже самые дорогие и отлитые лучшими мастерами, редко принимают подобные позы.
Еще он заметил кровь. С последнего в их жизни боя миновало несколько часов, кровь давно свернулась, образовав на палубе багрово-черные потеки, которые выглядели немного блеклыми в легкой завесе Марева. Сорок восемь мертвецов. Габерону пришлось стиснуть пальцы на румпеле с такой силой, чтоб заболели костяшки. Слишком уж велик был соблазн отвернуться. Пока шлюпка спускалась к верхней палубе канонерки, он заметил еще кое-что. Что-то, что сперва показалось ему обманом зрения, сотканной Маревом иллюзией. Но это была не иллюзия.
Чтобы не думать об этом, Габерон запустил руку под банку, нащупал там старомодный громоздкий гелиограф и с преувеличенной торжественностью вручил Алой Шельме.
– Зачем это мне? – удивилась капитанесса.
– Я подумал, будет не лишним отбить передачу, прежде чем мы пришвартуемся.
– Передачу кому? Мертвецам?
Алая Шельма неохотно разложила гелиограф, поймала в отражатель солнце и стала быстро щелкать поворотным рычажком, открывая и закрывая шторки. Одновременно она проговаривала сообщение вслух, - «Говорит капитанесса Алая Шельма, пиратский борт «Вобла». Не открывайте огонь. Повторяю. Не открывайте огонь. Ваш корабль захвачен и будет подвергнут досмотру. Не пытайтесь оказать сопротивление - и никто не пострадает».
– Неплохо, - признал Габерон, кивнув, - Делаешь успехи.
– Серьезно? – Алая Шельма выглядела польщенной.
– Ага. Но остается поработать над отдельными символами. Вместо «не открывайте огонь» ты только что приказала им «не отгрызайте супонь [71] ». А потом сообщила, что их кальмар захвачен и будет подвергнут присмотру. Я думаю, они бы здорово удивились, если бы в самом деле имели на борту ручного кальмара. Или если бы на борту была хоть одна живая душа.
71
Супонь – часть конской сбруи.