Восьмой грех
Шрифт:
— Я понимаю, о чем вы говорите. Речь идет о копии плаща ницы, которая могла бы пройти научное исследование.
— Да, хотя бы поверхностное. Детальный анализ она бы, естественно, не прошла. Таким было задание кардинала Моро. М не понадобилось много времени, пока я не сообразил, что происходит на самом деле. Мне стало ясно, что для руководства Ватикана копия играет намного большую роль, чем оригинал.
Аницет уверенно кивнул.
— А вам известна причина, почему Моро и курия ценят ко пию больше, чем оригинал?
— Скажем так: у меня есть некоторые предположения. Виа чале я ничего не понимал. Я думал, что святошам нужна копия для выставочных целей или для чего-нибудь подобного. Может, они опасались, что оригинал украдут или сделают предметом вымогательства. Люди хотят верить в Иисуса из Назарета, хотят верить, что он сын Бога, поэтому плащаница и является бесценной реликвией.
Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, словно оценивая, насколько каждый из них может доверять другому. Первым усомнился Аницет: стоит ли ему принимать разглагольствования старика за чистую монету? В конце концов, у бородача были явные признаки параноидальной шизофрении. Это заболевание нередко встречается у одаренных людей.
А Леонардо непонятно почему все же доверял чужаку. Может, у него возникло ощущение, что его слова воспринимаются всерьез.
— Мне было бы очень интересно узнать, — осторожно начал Аницет, — как вам удалось сделать копию предмета, о котором все эксперты говорят, что его подделать нельзя. Это невозможно сделать, потому что еще никто не смог объяснить, каким образом на плащанице проявляется отпечаток. Я изучил много литературы, но все теории кажутся мне крайне неубедительными. И что еще осложняет попытку объяснить столь загадочное явление, так это факт, что изображение Иисуса из Назарета проявляется на негативе фотографий плащаницы и на рентгеновских снимках тоже.
— Кому вы это говорите! — Леонардо с пониманием улыбнулся. — Изображение человека на плащанице мир увидел только в 1898, когда полотно впервые сфотографировали на пластиночный фотоаппарат. На негативе вдруг проявилось изображение человека с надприродными возможностями.
— Надприродными возможностями? Метр Леонардо, объясните мне это поподробнее.
— Для начала давайте вспомним, что речь идет не просто о мертвом человеке, который был завернут в плащаницу, а о Спасителе и Боге, которого ждали тысячелетия. Именно поэтому я не сомневаюсь, что этот человек, или Бог, или кто там еще об ладал надприродными возможностями. Я думаю даже, что См нею исходило своего рода свечение, которое и вызвало затем пения на плащанице.
— Смелая теория, метр Леонардо! Но у вас ведь есть и другие смелые теории. Если я не ошибаюсь, вы еще пятьсот лет назад изобрели парашют и подводную лодку…
— Да, и люди объявили меня сумасшедшим. Тогда при дворе герцога Миланского у меня было самое продуктивное время. Одновременно с этим мне пришлось пережить наиболее жестокие нападки Церкви. В конечном счете у меня не осталось другого выхода, как делать свои записи зеркальным шрифтом, чтобы не попасться первому встречному монаху-доминиканцу. А зеркала в то время были редким и дорогим предметом, обычным людям из-за тщеславия было даже запрещено пользоваться этой дьявольской штукой. Из ностальгии, да и потому, что мне трудно переучиваться, я до сих пор пользуюсь этим приемом.
— Вы говорили о сиянии, которое оставило следы на плащанице.
— Совершенно верно. Сегодня я даже уверен в том, что это единственное возможное объяснение. К тому же химические анализы показывают, что это не краска. Следов красящих пигментов обнаружить не удалось. Были попытки завернуть в подобное полотно человека, предварительно намазав его соединениями битума. Результат был однозначный: отпечаток получался искаженным и даже близко не походил на изображение на плащанице. Если смотреть на оригинал, может сложиться впечатление, что видишь черты лица умершего.
— Тем больше я восхищаюсь вашей смелостью — взяться за копирование плащаницы. Вы меня заинтриговали. Вы не хотите раскрыть свою тайну или хотя бы намекнуть, как вы это сделали?
Старик энергично замотал головой, и его борода стала подрагивать в такт интенсивным движениям.
— Я подписал договор, по которому, кроме вечного проклятия, возлагается обязательство вернуть Церкви полмиллиона евро, если я хоть словом обмолвлюсь кому-нибудь об этом.
— Так уж случилось, что вы все-таки нарушили этот договор, метр Леонардо. Но вы можете полностью доверять мне. По возвращении в замок Лаенфельс я никогда больше не вспомню о сегодняшней встрече.
Леонардо колебался несколько секунд, потом кивнул Аницету и сказал:
— Идите за мной!
Наверх вела еще одна лестница. Леонардо перепрыгивал через ступеньки и при этом демонстрировал такую ловкость, что Аницет засомневался в возрасте старика Магистр едва успевал за ним.
Наверху располагалась такая же, почти пустая, комната В ней было только самое необходимое для лаборатории. Вдоль стен выстроились стеклянные шкафы, перед окнами, которые выходили на улицу, стоял стол для экспериментов. Прожекторы под потолком напоминали те, что обычно используются в фотостудиях. Пол и высокие стены были выложены белой плиткой. Как и мастерская, лаборатория занимала весь этаж.
В глаза бросался большой черный куб справа у стены: примерно два с половиной метра в длину и столько же в ширину.
Леонардо несколько секунд наслаждался растерянностью Аницета, потом улыбнулся и как бы между делом бросил:
— Камера-обскура, я изобрел ее еще пятьсот лет назад. Возможно, вы об этом слышали. Простое и в то же время удивительное чудо природы. Это, конечно, несколько громоздкий экземпляр, но для моих целей — в самый раз. Я хочу вам кое-что показать.
Он открыл едва заметную узкую дверь в куб и пригласил Аницета:
— Вам не нужно бояться. Но если вы действительно хотите знать, как я изготовил копию плащаницы, тогда вам нужно пройти эту процедуру.
Едва Аницет вошел в камеру-обскуру, Леонардо захлопнул дверь.
Внутри царила абсолютная тишина. Будто откуда-то издалека Аницет слышал, как Леонардо включил прожектор на потолке, но ничего не увидел. Старик тем временем снял одежду, по том вытащил из передней стенки камеры пробку, которая находилась точно посередине, и, совершенно голый, стал у белой степы, прикрывая срам правой рукой. Левой рукой он взялся за правое запястье. Ноги стояли параллельно, как у мумии.