Воспитание мальчиков
Шрифт:
А в два месяца ризенам оперировали уши — отрезали три четверти. Как известно, в ушах находится большинство биологически активных точек, столь любимых иглоукалывателями. Поэтому купирование ушей иначе как зверством не назовешь. Нашей собаке уродовали уши по знакомству, «специалисты». Они оказались вовсе не ветеринарами, а семьей профессиональных собачников-заводчиков, зарабатывающих на щенках и операциях по их уродованию. Они жили в такой же трехкомнатной типовой квартире, как наша. Воняло псиной у них отчаянно. Что не удивительно — одна комната отдана своре: двум парам взрослых собак и постоянному приплоду. Оперировали Дольку на кухне, из которой несло щами. Меня не пустили, я сидела на табуретке у входной двери, от смеси запахов и волнения
Щенячье детство Дольки было омрачено постоянным ношением большого воронкообразного картонного воротника (чтобы не чесала голову) и неприятными манипуляциями с ее ушами, которые гноились, не хотели по-чертячьи вставать, их накручивали на тугие ватные столбики.
Мы, советские люди, были все-таки удивительно доверчивым и покладистым народом. Сказали нам: на субботник — мы вышли; сказали: стройся — мы построились; сказали: собаке надо отрезать уши — мы отрезали. Попробовал бы кто-нибудь сейчас что-то отрезать моим собакам! Хотя доверчивость — замечательное качество, а покладистость — совершенно незаменимое в быту.
Но вернемся к покупке щенка.
Я выбирала по объявлениям, уже зная, что надо исключать корыстных собаководов. У них псины — медалисты-чемпионы всевозможных выставок, но финансовую кормилицу, которая дает два помета в год, берегут. Щенкам не дают высасывать маму, их быстро переводят на молочную искусственную смесь для человеческих детей. И щенки не получают должного иммунитета. Это был (возможно, и сейчас остается) бизнес исключительно прибыльный. Щенок ризена стоил тогда двести долларов. В помете — до одиннадцати щенков, умножьте. Три помета — автомобиль, пять пометов — дачу можно строить. Другое дело нормальная семья, имеющая собаку, которую решили повязать «для здоровья». Такую семью я нашла в Сокольниках. Мы приехали только посмотреть на щенков, но шаловливый черненький забияка вдруг подбежал к Никите и стал крутиться у его ног. Никита подхватил щенка на руки.
— Мама, папа, он сам ко мне прибежал! Давайте его возьмем!
— Он… этот щенок… мальчик? — заикаясь, спросила я.
Понимая, что мы уже не отпустим очаровашку, что мы трое: Женя, я и Никита — испытали мгновенную и пронзительную привязанность…
— Это девочка, — сказала заводчица, и я облегченно перевела дух.
Заводчицами (слово-то какое многозначное!) называют в собачьем мире тех, у кого покупаешь щенков, чья собака дала потомство. Наша заводчица оказалась замечательно ответственным человеком. Кандидат каких-то наук, не помню, она постоянно была с нами на телефонной связи, давала советы и следила за взрослением потомства ее собаки, всего-то один раз и появившимся.
Мы ехали домой. На заднем сиденье Никита с щенком. Муж ведет машину, я рядом. И слышим бормотание Никиты. Цепенеем, потому что от нашего ершистого пацана подобных слов давно не слышали и представить не могли, что он их помнит.
— Ты моя любимая, я тебя уже люблю. Я буду о тебе заботиться. Какая ты хорошенькая. Моя собачка.
На светофоре Женя затормозил, и мы переглянулись: это наш Никита?
Едем дальше, напрягаем слух, чтобы услышать небывалые Никитины нежности.
— Мама! Мама! — панически вопит Никита. — Ее тошнит! Ее вырвало!
— Ничего страшного, — оборачиваюсь.
И вижу пенистую мутную лужицу на сиденье, щенка в спазмах рвоты, испуганного Никиту.
— Ее просто укачало, — говорю я. — Сейчас вытрем. О, смотри, эта разбойница уже в порядке.
Щенок быстро пришел в себя и трогательно искал защиты от противной качки у Никиты.
— Я возьму тебя на ручки, — говорил сын, — буду качать тебя в другую сторону.
— Но сначала уберешь ее рвоту. Собака — это ответственность, — напомнила я. — Чем мы вытрем? Носовыми платками, — копаюсь в своей сумочке. — Женя, где у тебя носовой платок? Он самый большой.
— В левом кармане. Я не могу бросить руль во время движения. Начинается! Она уже блюет в моей машине!
Я понимаю, что Женина притворная суровость реакция на Никитины нежности. Но сын об этом не догадывается:
— Папа, я уберу, я все уберу!
На очередном светофоре мы опять переглядываемся с мужем: взять собаку — это правильное решение.
Мы и потом никогда в этом решении не разочаровались. А ризеншнауцеры в моих романах появлялись с неудержимым постоянством. Пока я не сказала себе: хватит собак! И только полгода назад, прочитав замечательную книгу Глории My «Вернуться по следам», я поняла, что про собак и людей, про людей с собаками читать интересно. Поэтому и возникла эта глава — «Хочу собаку».
Собаку, как велели заводчики, требовалось назвать на букву «Д». Перебрав несколько имен, мы остановились на Долли. Почти случайно. Щенок напустил очередную лужу. «Хелло, Долли!» — сказал Женя и велел Никите идти за тряпкой. Мы ее звали Долькой. Долли — это когда строгость требовалась. Как ребенка: зовут Нюрочкой, а если напроказничает — Анна! Но деревенские соседи на даче почему-то окрестили нашу собаку Долей. Когда она в очередной раз удирала, я носилась по деревне в поисках, мне говорили: «Ваша Доля на помойке». Звучит, мягко говоря, обидно. Особенно если не знать, что по паспорту у нее длиннющее благородное имя: Даниэлла-Доллигнгстар-Шуфан-Шварц-Перль.
Понятно, что выращивание щенка большей частью легло на меня и на маму. Ведь это как с маленьким ребенком: диета, режим кормления, прививки, да еще прооперированные уши, которые никак не хотели стоять. Но Никита честно гулял с собакой, а когда Долька подросла, отправился с ней в собачью школу. Две остановки на метро — пешком, туда и обратно, плюс час занятий, в любую погоду. После первого курса обучения Долька легко бегала по бревну, забиралась по ступенькам на вышки и брала двухметровые барьеры. Второй курс предполагал обучение охранно-сторожевой науке. Я взмолилась: «Не надо! Она и так нас заохраняла до невозможности».
Из нашего милого шаловливого щенка выросла мощная собака выдающихся охранных качеств. Несколько раз во время прогулки другие собачники нас спрашивали: «А вы знаете, что у фашистов ризеншнауцеры охраняли концлагеря?» Фашисты были не дураки, но наша семья и квартира все-таки не концлагерь. Было отчетливо видно, как Долька относится к каждому в нашей семье, по-собачьему — в стае. Вожак — Женя. Он не часто гулял с собакой, не кормил, играл редко, поглаживал снисходительно, но Долька боялась только Женю. Я могла двадцать раз ей сказать: «Выйди с кухни!» — не пошевелится. Женя читает газету, грозно покашливает — и Долька задом пятится за порог. Я и мама были кормилицами, но слабыми существами и объектами особо бдительной охраны. Никиту и Митю Долька периодически пыталась спихнуть с иерархической лестницы, потому что сама на последней ступеньке находиться не желала. Получала взбучку за непослушание, но через некоторое время снова старалась показать, что она главнее. Новые персонажи в стае Дольке были совершенно не нужны, поэтому гости не приветствовались. Они встречались недовольным лаем: чего приперлись? Команда «затихнуть» выполнялась с большим неудовольствием. Долька принимала позу сфинкса и смотрела на гостей из-под челки: скоро уйдете? Передвижение гостей по квартире, посещение туалета, например, вызывало рычание: они еще тут и шастают! А когда гости уходили, Дольку приходилось закрывать в комнате, потому что гости брали свои сумки, оставленные в прихожей, а это, с точки зрения нашей собаки, было форменным безобразием: уносят добро из дома!