Воспитание мальчиков
Шрифт:
Те бутерброды запали в голову Тамаре Ивановне крепко, и, когда я позвонила, рассказала, что случилось с мамой, что мне либо выходить на работу, либо с мамой сидеть, что никому я ее доверить не могу, Тамара Ивановна спросила: «Я тебя устрою?»
Еще бы! Тамара Ивановна — медсестра с сорокалетним стажем. Приглашенная, чтобы ухаживать за мамой: делать уколы, давать лекарства, кормить — Тамара Ивановна очень быстро взяла на себя всё домашнее хозяйство. Она драила полы, стирала и утюжила белье, готовила на всю семью, даже гуляла с собакой, при этом не заикнулась о повышении платы. Она стала нашей спасительницей. Она всех нас полюбила, и мы к ней привязались. Благодаря Тамаре
Тамара Ивановна, святого терпения женщина, мягко произносила:
— Это не вы говорите, Александра Семеновна. Ведь я вас знаю. Это говорит ваша болезнь.
Через год Тамара Ивановна уезжала от нас, нужно было возвращаться в свою семью, помогать младшей дочери. Тамара Ивановна сидела на кухне и плакала:
— Наташа! Ну на кого я вас оставлю? Александра Семеновна уже молодцом. Но мужики? Наташа, они столько едят! Я никогда не видела, чтобы столько… Ой, это очень хорошо! Ты готовь в казане, разве на такую ораву в кастрюльках наготовишься!
Выписанный Тамарой Ивановной из Ташкента огромный казан до сих пор у нас в ходу.
Если бы многие поколения самоотверженных русских женщин вдруг встретились, объединились в сообщество и этому гипотетическому сообществу потребовался лозунг, они бы написали: «Лучший способ прожить жизнь — отдать ее другим». Мою маму в эту партию точно бы взяли. Самоотверженные — отвергающие личную выгоду.
Маме пришлось выстроить и наладить свое существование в условиях физической беспомощности, неспособности выразить мысль и читать книги. Последнее, возможно, было самым горьким. Нашему участию в мамином преодолении унизительной беспомощности я не придаю решающего значения. Это был только толчок, позыв, мотив. А дальше-то маме пришлось самой неподвластное тело заставить двигаться, свой мозг настроить на редкие волны, которые улавливала. И держаться достойно. В мамином понимании достоинства: во что одета — ерунда, что говорю, как держусь — существенно. У нее получи-лось-таки. Про друзей-гостей, которые восхищались «Александрой Семеновной, как прежде», я уже писала. Но и мы — дети, муж, я — оказались в плену маминого нового статуса. В плену горьком и одновременно счастливом.
Маминой главной фразой стало: «Я не знаю, как сказать!» Мама не мучила нас капризами и требованиями. Скорее мы ее терзали. У нее был очень плохой аппетит, поэтому я радовалась, когда ей хотелось чего-нибудь поесть. Вопрос: чего именно?
Однажды приходит муж домой, у меня голова кругом:
— Представляешь, мы пять часов выясняем, чего маме хочется отведать. Это вроде овощ, но и не овощ, это твердое и рассыпчатое, это продается на рынке и магазине, в бакалейных или кондитерских отделах. Чтобы разгадать этот ребус, я задала маме сотню вопросов, на которые она отвечала стандартно: «Я не знаю, как сказать».
Женя подумал, подумал и уточнил у тещи:
— Вроде овощ, но твердое, хрупкое и рассыпчатое?
— Да, — ответила мама. — Я не знаю, как сказать.
— Это картофельные чипсы? — предположил Женя.
— Наконец-то, — рассмеялась мама.
Эта игра нас отчасти забавляла. У мамы иногда вырывалось простое слово, правильное по смыслу и ситуации, но это слово здоровые культурные люди не стали бы произносить.
К нам зашла соседка, с которой мы давно не виделись, и за это время она раздалась чудовищно, килограммов на тридцать пополнела.
Мама покачала осудительно головой и выпалила:
— Туша!
Хорошо, что соседка не обиделась. Но она так долго рассказывала про свои гормональные болезни, что лучше бы обиделась и поскорей ушла.
Возвращаюсь с работы, Тамара Ивановна делится условиями нерешенной задачки:
— Наташа! Я не знаю, как сказать! Тьфу ты! — чертыхается она, невольно повторив мамину фразочку. И поправляется: — Я не знаю, чего хочет Александра Семеновна. Это растение. Но оно не растет в Советском Союзе. Наташа! У нас в Узбекистане все росло! Значит так. Оно зеленое и мягкое, но это не огурец. Оно зеленое и внутри, поэтому не арбуз. И у него одна косточка! — возмущается Тамара Ивановна. — Наташа! С одной косточкой только фрукты, Александpa Семеновна говорит, что это овощ, но Александра Семеновна не уверена.
— Это авокадо, — сходу догадываюсь я. — Честно говоря, тоже не знаю, фрукт это, овощ или ягода. Арбуз, например, почему-то относят к ягодам, а бананы — к травянистым растениям. Тамара Ивановна, неужели в Узбекистане росли бананы?
Ни я, ни Тамара Ивановна, которая до того в жизни не видела авокадо, не могли понять, как мама может есть сей тропический продукт без соли, соуса, вне салата, просто кусочками. Он ведь жирно-без-вкусный. Хотя и очень полезен.
— Мама! — бежит ко мне за помощью Никита. — Бабуля просит что-то принести. Я уже все перебрал, что мог. Не то.
Вхожу к маме в комнату.
— Я не знаю, как сказать, — говорит мама и смотрит на меня пристально.
— Зачетную книжку. Бабушка хочет убедиться, что ты хорошо сдал сессию.
— Как будто бабушка что-то разберет, прочитает, — тихо ворчит Никита, отправляясь за зачеткой.
Прочитать не прочитает, но контроля не ослабляет, и это в ее положении — замечательно.
Со временем я научилась разгадывать мамины желания, точно мы сделались телепатками.
До инсульта мама была пуританкой. На пляже — только в закрытом купальнике. Но после болезни ей пришлось отбросить стеснительность. Маму купали Митя и Никита, потому что у меня или у Тамары Ивановны не хватало сил поднять маму, погрузить в ванну, потом вытащить.
Внуки-студенты относились к уходу за бабушкой без грамма смущения, страха и тем более брезгливости. Они заботливо укутывали ее в большое полотенце, несли в комнату, помогали надеть пижаму. Смягчали мамино напряжение, успокаивая:
— Бабуля, раньше ты нас купала, а теперь мы тебя. Все нормально. Жизнь идет по спирали.
Мне забота внуков о бабушке казалась совершенно естественной. Я не замечала их трогательной нежности по отношению к бабушке, настоящей мужской жалости, переплавленной в юмор и шутки. Но и свое участие я не считала чем-то особенным. Любящий человек не требует жертв от любимого, напротив — ищет возможности принести себя в жертву. Что поделаешь, если один из любящих стал беспомощным инвалидом. Только сейчас, когда в памяти вспыхивают отдельные картинки, я испытываю умиление: как они любили ее, как замечательно она их воспитала! Но тогда я хорошо знала, что мальчиков, чья настоящая жизнь протекала за стенами дома, нельзя превращать в сиделок, постоянно нагружать обязанностями по уходу за парализованным человеком. Для этого есть я и поэтому есть Тамара Ивановна.
У мужа очередная долгая командировка, теперь в Америку. Дети-студенты, естественно, остаются в Москве. Я еду с Женей или не еду?
Задала этот вопрос маме. Она произнесла привычное: «Я не знаю, как сказать». Жестом мне показала: конечно, поезжай с мужем. А потом махнула рукой: выйди из комнаты, оставь меня! Отвернулась к стенке.
Сборы заняли несколько месяцев, много раз я заводила разговор: если ты не хочешь, я не поеду с Женей. Мама морщилась досадливо: мы уже все обговорили.