Воспитание мальчиков
Шрифт:
— Что там ужин, — говорила я, вставая. — У мальчиков домашнее задание не сделано. Гора неглаженого белья, включая детскую школьную форму и твои сорочки. Если утром у тебя нет свежего белья, ты неистовствуешь как рыцарь, которому оруженосец доспехи не начистил. Распределяем обязанности: дети идут готовить уроки, ты жаришь картошку, делаешь салат и варишь сосиски. А я займусь бельем.
— Детям, как всегда, самое простое, — буркнул Женя.
— Папа, давай поменяемся? — предложил Никита.
— Папа, ты знаешь,
— Я-то знаю, но… пусть мама объяснит.
При всем почтении к родителям дети рано стали оттачивать на нас свои острые язычки.
Сидим как-то за столом. Муж за что-то сыновей журит, журит. В финале заключает:
— Недаром говорится, что природа отдыхает на детях.
— Извини, папа, — говорит тринадцатилетний Митя с лукавой усмешкой.
— Что такое? — настораживается Женя.
— Природа отдыхает на детях гениев.
Расхохоталась первой бабушка, уж больно ловко
Митечка нас в негении записал.
Другой раз Никита сказал папе:
— Когда рассказываешь, как надо себя вести, ты похож на голову Кашпировского.
Тогда вся страна ежевечерне прилипала в экранам телевизоров, с которых талантливый гипнотизер, лицо — крупным планом — зомбировал народ.
Мою маму всегда очень радовало, что дети владеют иностранными языками. Сама она когда-то учила немецкий, английского и испанского не знала.
Мы приехали в отпуск, Никите двенадцать лет, Мите девять. Бабушка печет им блинчики, подкладывает горяченькие со сковородки. Внуки с умным видом беседуют. Никита говорит на английском, Митя отвечает по-испански. Бабушка умиляется, светится от радости. Я влетаю на кухню, хватаю блинчик, быстро прожевываю, собираюсь выскочить, но торможу у порога, прислушиваюсь к диалогу.
В переводе на русский это звучало так:
— Ты баран, — говорит Никита.
— А ты козел, — отвечает Митя.
— У тебя в голове мусор.
— А у тебя вообще головы нет.
— Обезьяна!
— Мороженая рыба!
— Сам ты размороженный дурак.
К удивлению мамы, я вспыхиваю и начинаю гневно стыдить детей:
— Как вам не стыдно? — по-русски. — Пользуетесь тем, что бабушка языков не знает? — по-испански и повторяю по-английски.
— Что происходит? — хмурится мама.
— Сейчас два эти полиглота переведут тебе на родной язык, о чем говорили.
— Бабуля, мы шутили, — тупит взор Митя.
— Ага, — подхватывает Никита, — новые слова закрепляли.
Когда я пересказываю маме, какими характеристиками обменивались внуки, она только пожимает плечами и спрашивает:
— Еще блинчиков?
Я снова возвращаюсь к этой ситуации, когда мы остаемся с мамой вдвоем. Говорю о двойном «правонарушении»: во-первых, неприлично говорить на
языке, которым кто-то из присутствующих не владеет. Во-вторых, они обзывали друг друга!
— Во-первых, —
Мама обладала счастливым и редким среди женщин даром не делать из мухи слона. Даже когда, по моему мнению, вместо мухи был крокодил, мама утверждала, что до слона ему далеко. Истерические тревоги и преувеличение опасности мама считала личной забавой: хочется тебе нервничать — на здоровье! Но не выплескивай свои эмоции на окружающих. Тем более — на детей. Никто не должен расплачиваться за чужое настроение. Плохое настроение, отыгранное на других людях, — признак дурного нрава.
Прежде я задавала себе вопросы: «Как бы поступила мама? Что бы она сказала, сделала?» Так другие люди восклицают: «Господи, подскажи!» Но Бог не любит, когда его тревожат по пустякам. И не каждому ведь повезло иметь мудрую маму.
Теперь я все реже себя спрашиваю. Постарела. Да и то сказать: должен человек своим умом жить, не тревожа Бога или память мамы.
МЕКСИКА
У нас было две длительные командировки в Мексику — в общей сложности семь лет. Жизнь за границей имеет свои негативные стороны, но сейчас говорить о них не к месту. Мы с мужем, тридцатилетние, находились на пике физической формы. Мы приобрели друзей, которые до сих пор — близкие, с которыми сообща растили наших многочисленных детей. Для них Мексика стала второй родиной.
Долго раздумывая, какими штрихами, не углубляясь, не уходя в сторону, описать этот период семейной жизни, я решила обойтись малой кровью. Вставить в книгу часть давнего своего рассказа — то есть не нового, уже публиковавшегося. Утех, кому придется перечитывать по второму разу, прошу прощения.
Замечательная английская писательница Айрис Мёрдок устами одного из своих героев говорит, что культурный человек может испытывать глубокое унижение, находясь среди иностранцев и не владея их языком. Это — чистая правда.
Поскольку о длительной командировке в Мексику было известно заранее, я решила подготовиться и взять уроки испанского языка. Репетитор хвалила меня за успехи в грамматике и долго (за те же деньги) втолковывала главную проблему русских за границей — боязнь вступить в общение из-за возможных ошибок в речи. Американцы не дрейфят, немцы не опасаются и прочие французы не боятся, имея десяток слов в багаже, раскрывать рот. А русские, этакие великие немые, придавленные в нескольких поколениях железным занавесом, даже прилично зная язык, хлопают глазами и заикаются.