Воспитанник Шао. Том 2. Книга судеб
Шрифт:
Рефери пояснил Русу.
– Бить надо не больно. Так, чтобы падал, но вставал сам. Минимум три раунда положено отработать. Иначе недовольная публика разнесет весь зал ко всем чертям. Она платит деньги и она же играет в тотализатор, и она же хочет видеть зрелище не одну секунду, а все пять раундов.
– Вот ты, – показал он на монаха, – одним ударом отхватил двести долларов и пару тысяч с тотализатора. А публику не порадовал, не удивил, не заставил ее покричать. Ей так неинтересно. Понравится ли такое подвыпившим парням? В состоянии гроги они любой кордон полиции сметут вчистую. Публике надо зрелище, кровь, азарт, нервы.
– Много крови?.-также наивно переспросил Рус.
– А где ты ее сейчас много раздобудешь? Заготавливать заранее надо.
Он
– У тебя случайно справка из психушки не с собой?
– Всевышний миловал, – удивил его ответом Рус.
– Тогда без дурацких шуточек. Вот тебе соперник. – Показал бланк с напечатанной фамилией.
Следом судья-информатор объявил залу соперников. Несколько минут ушло на прием ставок в тотализатор. Секунданты все еще считали и делили куш с первого. Ставки по отношению к монаху оказались нулевые. Никто и второй раз на него не ставил. Оргкомитету пришлось выставить доллар, чтобы соотношения цифр не принимали бессмысленные значения. Да, секунданты, по условиям тоже обязаны были выставить минимум по доллару. Сейчас они были на седьмом небе. Собрано всего двадцать четыре тысячи баксов. Тридцать процентов, это семь тысяч долларов их спортсмену: значит доля секундантов по триста пятьдесят тысяч. И это всего за два поставленных доллара. Вот это вечер. Секунданты бегали около Руса, как около родного.
А публика заводилась. Второй атлет был гораздо мощнее первого. Повыше, помускулистее. Симпатии зрителей перешли от жестокого, как им казалось паренька, к мощному спокойному атлету по имени Пабло. Ставки все пошли на мулата. Зрители требовали решительных действий и, главное, победы.
…Гонг.
Второй атлет уже более осторожно сближался с монахом. Левую руку он держал далеко впереди, чтобы не дать возможности неожиданно сблизиться противнику. Подойдя до двух шагов, рискнул что-то предпринять из своего небогатого боевого арсенала. Но Рус ловко ушел вниз, под руку противника, сверкнула его рука у лица атлета, и отскочил в сторону на солидное расстояние. Борец остался стоять, но из носа обильно пошла кровь. Выбежали секунданты, врач, увезли спортсмена к углу, усадили на стул. Сделали примочки, вставили вату в ноздри. Кэтчист снова вышел на ринг. Покрутил головой, вставляя мозги на место. Растопырил широко пальцы рук и бешено двинулся вперед. Но монах снова виртуозно ушел вниз в сторону и боковым ударом по нижним ребрам заставил борца охнуть и согнуться. Тот некоторое время постоял, потер бока, отдышался принял боксерскую стойку и под дружное подбадривание зала смело пошел на сближение. Сбитого с толку, но играющего на публику здоровяка теперь было не сложно эксплуатировать на зрелище. Атлет внешне смело приближался к противнику, но боязливо водил руками перед собой, стараясь схватить или хотя бы внушительно пнуть кулаком, но находил только пустое место. Монаху оставалось играть в кошки-мышки с оппонентом, ловко манипулировать своим телом, придумывать что-то, чтобы веселее позабавить публику. Он проделал несколько подсечек с инерционным движением противника, и тот, плохо разбираясь в законах физики, с грохотом гремел на настил. Это шоу неистово веселило зловредную, безжалостную к судьбе простоватого оппонента публику. Удар сбоку в колено, которым монах заставил упасть атлета оказался слишком травмирующим. Кэтчист не смог продолжать бой. Но раунд закончился и за имевшуюся минуту, спортсмену наложили тугую повязку.
Следующий раунд. Но это уже было неинтересно. Боец откровенно боялся. Больше отступал и крутился, стараясь не упустить из виду монаха. И никакие подбадривающие возгласы из зала не могли заставить его активизироваться и проявить себя с лучшей стороны. Он стоял в центре, вытянул руки вперед и только следил за своим визави. Рус находился на расстоянии вытянутой руки, но мулат никак не мог схватить его и зал больше покатывался от смеха, чем сожалел о своих вкладах в тотализаторе. Выловив момент, Рус снова поймал атлета на подножку, тот неловко упал. Сразу не смог подняться. Секунданты подтащили его к углу. Стопа борца приняла красно-синий цвет. Бой остановили. Рефери объявил монаха победителем.
Судья подозвал Руса.
– Тебе, амиго, надо не в кетче выступать. Иди в бокс, каратэ. Ты калечишь людей.
– Сеньор, вы сказали, что надо кровь: она есть. Опять что-то не так?
Судья махнул рукой.
– Ты виноват в том, что ты ничего не знаешь и ничего не понимаешь. Где ты родился? Весь мир знает кэтч, а ты нет. Но ладно. Все в прошлом. С более сильными соперниками ты не побоишься сразиться?
– Если заплатят, то можно, – тоном договаривающейся стороны охотно добавил Рус.
– Заплатят. Через недели три состоится городской турнир. Если не боишься, попробуй. Может, какой бой и выиграешь. Деньги сделаешь. Подберем противника попроще, с тотализатора куш хороший снимем. Одного боя хватит. Согласен?
– Согласен, – как о чем-то несущественном произнес монах.
Принесли деньги за прошедший бой. Доля победителя этот раз оказалась немного меньше.
– Странно, – удивился Рус.
Главный судья довольно пошевелил губами.
– Я рискнул на второй бой на тебя поставить. Доля, соответственно, каждого уменьшается. Математику знаешь?
– Знаю, – понимающе ответил монах.
– Мне надо было больше на тебя ставить. Я был уверен, что ты все равно будешь по-своему делать. Удар у тебя слишком жесткий. Можно на этом умно сыграть. Скорость поразительная. Вижу, нуждаешься в деньгах. Можем с тобой скооперироваться. Возьми адрес моего спортивного зала, приходи, подготовим более основательно.
– Спасибо, сеньор. У меня своя система подготовки. Скажи: где и когда. Я приду. Ваше дело все организовать.
– Хорошо. Учти, что нас могут выгнать с турнира, но деньги свои мы получим. Вот тебе моя визитка: на ней все написано. Только не подведи меня. Позвони за день до соревнований.
– Позвоним, – скромно, с акцентом бросил Рус.
Домой он с детьми шел вдохновенно. Зашли в магазин, набрали всякой всячины и на всех. В приюте старушенции ахнули от невиданного изобилия. Накрыли праздничный стол, рассадили детей. Через четверть часа приехала машина, привезла телевизор.
– Это дольше будет удерживать детей в приюте, – пояснил монах удивленным женщинам. – Может вы сумеете еще класс какой для них организовать?
– Сможем. Как же. Мы ведь сами в прошлом учителя, – почти одновременно затараторили женщины. – Деньги только надобно на учебные принадлежности. Но такие суммы. Нам бы кормить более менее постоянно детей.
– На первое время имеется, а там придумаем что-нибудь.
Подключили телевизор. Теперь малыши все сидели возле него.
Рус ушел в дальнюю комнату. Теперь ему дети перестали досаждать, как раньше. Сел, стал размышлять над дальнейшими планами. Выходило, что раньше, чем через месяц все равно у него не получится покинуть Бразилию. Прикидывая, где еще можно было бы раздобыть деньги, неожиданно увидел у дверей самую взрослую девочку приюта Дину. Ей шел четырнадцатый год, и она в полной мере помогала по содержанию детей.
Девушка была тиха, неприметна, и Рус ее даже как-то почти и не видел.
– Рус.
Монах посмотрел на нее.
– Купи мне, пожалуйста, какое-нибудь платье.
Что-то кольнуло у него в груди, и он уже внимательней вгляделся в Дину.
– Купим. Пойдем вместе. Мне как раз нужно завтра в центр.
– Только хорошее, – уже смелее проговорила девушка, но почему-то потупив взор.
– Дина, завтра ты сама выберешь себе платье.
Ее тихое, скромное обаяние трогало его. Она всегда молчала, выполняла в приюте работы младшей няньки. Хотя здесь дети почти все делали сами. Дина подняла глаза. Столько в ее очах было молчаливой просьбы и покорной грусти, что Рус, даже зная, что в любом случае выполнит ее просьбу, поторопился еще раз успокоить, чтобы не видеть на ее лице детского страдания.