Воспитанник Шао.Том 1
Шрифт:
Несколько человек уже не отползали никуда. Загребая руками землю, кое-кто еще пытался держаться за жизнь: но она угасала с той же скоростью, с какой летели шальные пули. Небольшая травянистая низинка перед стеной холмистых и скальных отрогов быстро опустела.
Несмотря на удачный залп первого огня, этого все же было явно недостаточно для успешного продолжения боя.
Началась прицельная стрельба с обеих сторон.
Четвертый нервно покусывал губы.
Недолго пришлось пользоваться выгодой занятой позиции. Скоро показались головы противника с обеих сторон. Оттуда подло неслись пули. Люди служителя плотнее вжимались
Четвертый заметался в поисках выхода. Перебегал от одного к другому, осматривал бегло местность. Неожиданно для себя наткнулся на младшего помощника с рацией. Служитель разматерился с досады: как это он мог забыть. Сгоряча накинулся и двинул такую оплеуху, что тот кубарем покатился по острым камням.
— Гад ползучий! — закричал в бешенстве. — Сволочь вонючая! Куда запрятался! Жить, пес, хочешь! Передавай быстрей, идиот, полковнику, что подверглись нападению неизвестной банды. Пусть высылает вертолеты, иначе нас перестреляют.
Потирая ушибленное место, стараясь снять нескончаемый звон от удара в ухо, виновный быстро закрутил ручки рации. Через полминуты он передал:
— Чан приказал скрытно уходить. Через двадцать минут появятся вертолеты.
Служитель успокоился. Но потом резко вскочил:
— Куда уходить? Обложили, как зверье лесу. — Высунулся из укрытия.
Странно. Все реже стали доноситься выстрелы с противной стороны. Кое-где исчезли темные фигуры неизвестного сброда. Отползали. Сначала служитель подумал, что меняют позиции, но процесс этот не заканчивался. Почему-то противник неожиданно начал ретироваться. Выстрелы почти прекратились. Только со сторон еще раздавались одиночные выстрелы, но и они все реже пугали ухо.
Отходят, — подумал служитель. — Но почему не уходят? — Догадался — хотят подобрать убитых раненых.
Подошел к рядом сидящему боевику, приказал подсчитать свои потери. Но тот молчал. Дернул за руку: тело повалилось набок. В правой щеке зияла рваная дыра.
Фыркнув, отвернулся.
К нему подбежал помощник младшего служителя. Плохо скрывая свое злорадство, смело выпалил:
— Пуля пробила челюсть младшему служителю, в живот ранен. Сидит за валуном, проклинает всех, на чем свет стоит, особо освященных и достойных лиц.
Четвертый с недоверием взглянул на помощника.
— Челюсть, говоришь. Успокой его и становись на его место. Подсчитаешь наши потери и, насколько это возможно, потери той банды.
Он осторожно подошел к месту, куда показал помощник.
— …Аа-Ах! Чтоб им каждый день и каждый час вбивали раскаленный гвоздь в кишки, как мне те истуканы, которых я никогда не знал. Какого беса тащился сюда, — гнусно и картаво шепелявил младший. — Старикам надо, пусть и гоняют себя в эти гиблые месте. А мне зачем? Чего я? Обойма неиспользованная. А-аа-аа!
Oт боли в животе раненый корчился, истошно вопил временами, задевая благой руганью и святых и грешных. Челюсть его не была задета пулей: просто все рыло замазано кровью и грязью от рук, которыми часто хватался за лицо.
Все это Четвертый видел и слышал. Он показал жестом помощнику, тот понятно кивнул и вскинул автомат.
—..Засадить бы им всем полное брюхо расколенных болтов. Ой, как мне больно. Всех перестреляю. Пусть, как я, мучаются. Пусть их кишки сохнут на колючей проволоке..
Короткая, злая очередь прервала цветастую речь раненого.
Четвертый обвел красным взглядом присутствующих.
— Собакам собачьи поминки. Труп не трогать. Пусть шакалы едят дерьмо, напичканное гнусностью, непочтением к старшим. Пусть растащат по земле мозги, испускающие язвенную вонь.
Выстрелы прекратились совсем. Отряд собрался вместе. Итог был удручающий: пятеро убитых, восемь ранено. Итого — более половины группы выбыло из строя, считая с теми, что ушли раньше. «Круг» теряет людей. Четвертый должен спросить с полковника. Потребует полных объяснений. Кто посмел так зло шутить? Первый не успокоится, пока не получит вразумительного объяснения. Виновные должны быть наказаны. Четвертый приостанавливает договор. Он был о полковнике большего мнения. Сейчас не желает ни знать, ни признавать гордого офицера. Пусть своими силами решает свои проблемы.
Служитель, придавленно согнувшись на походном стульчике, озлобленно и косо поглядывал на Кина. Ширококостный, широкоскулый, с прямим лбом, и твердым взглядом, тот сидел шагах в семи и мощным торсом веско доказывал незыблемость и правоту своего существования. В его теле гордо сквозила огромная непоколебимая сила. Спокойствие его сильно раздражало Четвертого. Глыба. Неотесанная.
Старший «кемпо» по виду не был огорчен происшедшим. Даже не удивился после разъяснений. И еще, что более странно, не сокрушался над потерей значительной части своей дружины. Конечно, лучше было, если бы на этом месте сидел сейчас Хитрый Лао, но тот получил тяжелое ранение и находился в критическом состоянии.
С Кином, догадывался Служитель, трудно договориться. На лице профессионального бойца ничего не проявлялось обидного или злобного. Да и никаких черточек характера, говоривших о дипломатических склонностях, заметно но было.
— Интересно, — тихо, для себя, заговорил Четвертый, — если бы я столько потерял людей, Верховный четвертовал бы меня публично после всяких издевательств и пыток. У меня тоже много вышло из строя, но не сотня же, как у этих безголовых. Кроме крепкой кости во лбу, ничего достойного уважения эти проходимцы не имеют.
Известие о том, что школы кемпо в стычке с «Кругом» потеряли более двадцати убитыми и около шестидесяти ранеными, внешне успокоило Служителя и под его дальнейшие размышления подвело прочную базу. С такими результатами не худо на глаза Верховному показываться.
Молодые, они все такие. Сначала встряхнет с непривычки, а потом шайтан в них вселяется. Дай пострелять, и все. Сначала месть, потом уже мысль.
«Значит, это один из руководителей бездумных, — глядя уже веселее, продолжал рассуждать Служитель. — Ему, с его мордой, только в вышибалах служить. Глазами явно глуп. Хотя… Быть может… По виду слишком неподатлив. Чересчур самоуверен. Никаких угрызений, ни тени робости, покаяния. Как его еще в горах не пристрелили. Очень уж упрямы черты лица его. О чем можно с таким договориться. Верховный решит — жить ему или нет. Столько своих потерять и не задумываться над этим. Законченный кретин. Еще и ультиматум предъявить может. Странно. Сколько тогда у них людей?» Эти мысли все тревожней подергивали неспокойный ум Четвертого.