Воспоминания (1915–1917). Том 3
Шрифт:
Я призываю вас всех, русских воинов всяких чинов и положений, сплотиться вокруг красного стяга с девизом свобода, равенство и братство и ринуться на врага сломить его и разрушить навсегда германский милитаризм, давящий своею безумной тяжестью народы всего мира. Если вы при старом режиме, под угрозой расстрела, храбро сражались и били врага, то неужели теперь, чтобы отстоять нашу свободу и возвеличить нашу великую революцию, вы будете колебаться и сомневаться? Неужели вы захотите оправдать позорное для нас утверждение врага, что нас якобы свобода развалила, что мы недостойны ее и что русская революционная армия не грозная сила, а слабая разрозненная толпа недостойных свободы людей?
Нет, я знаю русский народ и русского солдата, я сам русский солдат и смело перед русским народом отвечаю, что мы исполним наш долг до победного конца и добудем нашему отечеству почетный мир с ореолом сияния лучезарной свободы, которую навеки за собой закрепим.
<…> Да здравствует и живет наша мать Россия! Да здравствует наше Временного правительство и наш военный министр Керенский, уповающие на нас, а я, товарищи солдаты и офицеры, ручаюсь за вас перед отечеством. Кто идет вперед, тот побеждает, а кто стоит на месте при атаке противника,
Приказ это прочесть во всех ротах, батареях эскадронах, сотнях и командах. Брусилов».
Просто «Брусилов» без присвоенного ему тогда чина «генерала от кавалерии», что является характерным. И какая разница в тоне нижеследующего прощального приказа Алексеева:
«Почти три года с вами я шел по тернистому пути русской армии. Переживал светлой радостью ваши славные подвиги. Болел душой в тяжкие дни наших неудач. Но шел с твердой верой в промысел Божий в призвание русского народа и в доблесть русского воина. И теперь, когда дрогнули устои военной мощи, я храню ту же веру.
Без нее не стоило бы жить.
Низкий поклон вам, мои боевые соратники. Всем, кто честно исполнил свой долг. Всем, в ком бьется сердце любовью к Родине. Всем, кто в дни народной смуты сохранил решимость не давать на растерзание родной земли.
Низкий поклон от старого солдата и бывшего вашего главнокомандующего. Не поминайте лихом.
Генерал от инфантерии Алексеев».
Благодаря Брусилову развал в армии усилился, т. к. твердые начальники в нем поддержки не имели. Керенский, приехавши в Ставку, пришел в ужас, когда ему показали всю картину развала армии, но он не решился принять радикальных мер против этого развала, боясь, как бы эти меры не способствовали бы контрреволюции. Он стал насаждать комиссаров, из бывших политических, главным образом эсеров, наивно думая, что эти последние сумеют, с одной стороны, укрепить дисциплину, с другой, – пресечь всякие контрреволюционные попытки. Убедившись, что и из этого ничего не выходит, он, напуганный июльским большевистским движением, сменил безвольного и ничтожного Брусилова, заменив его твердым как скала Корниловым [718] , но было уже поздно.
718
…Корнилов Лавр Георгиевич (1876–1918), генерал от инфантерии (1917). С 19.08.1914 – командующий 48-й пехотной дивизией, с 13.09.1916 – командир 25-го армейского корпуса, с 02.03.1917 – командующий войсками Петроградского в/о, с 29.04.1917 – командующий 8-й армией, с 10.07.1917 – главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта, с 18.07. по 29.08.1917 – Верховный главнокомандующий. 03.08.1917 представил Временному правительству программу вывода вооруженных сил из кризиса, которая была отвергнута как «чрезмерная» и «жестокая». 02.09.1917 арестован за попытку мятежа. С ноября 1917 – один из лидеров Белого движения. Убит во время штурма Екатеринодара.
Приезд мой в Петроград. Чрезвычайная комиссия. Пребывание в Петрограде
Однако я уклонился от своего последовательного повествования событий, вернусь к моменту моего приезда в Петроград.
Странно и жутко было подъезжать к граду Петра – впервые после переворота. Все казалось как бы на месте, те же дома, трамваи, извозчики, но какой-то отпечаток разнузданности, беспорядка лежал на всем. Улицы, тротуары были неузнаваемы от грязи и сора, много следов разрушений.
Я проехал прямо к себе на Каменноостровский, рад был очутиться дома, мои приехали вслед за мной на другой день.
В первый же день я отправился в Чрезвычайную следственную комиссию. Она помещалась в Зимнем дворце в запасных комнатах Эрмитажа, вход с набережной. На подъезде меня радушно встретили все старые знакомые – швейцары, лакеи бывшего высочайшего двора, также и в залах, где помещалась комиссия. Довольно долго мне пришлось ждать в приемной.
Муравьева [719] – председателя комиссии еще не было, его ждали с минуты на минуту. Он меня встретил очень любезно и предупредительно, сказал, что они меня вызвали с фронта, чтобы получить от меня некоторые показания по делам Департамента полиции и Распутине, затем провел в самый зал, где у них происходили совещания. Там встретился с Родичевым и некоторыми чинами судебного ведомства и сенатором Ивановым [720] ; все они принимали участие в работах следственной комиссии, разбиравшей деяния бывших министров. Все ко мне отнеслись очень любезно – я понял, что меня действительно вызвали не в качестве обвиняемого, а свидетеля. Сговорившись со мной о дне и часе, когда я приеду дать показания, меня отпустили.
719
…Муравьев Николай Константинович (1870–1936), присяжный поверенный, адвокат и общественный деятель. С 04.03.1917 – председателем Чрезвычайной следственной комиссии. После октября 1917 – председатель Комитета политического Красного Креста, защитник на многих политических процессах, подвергался арестам и высылке из Москвы.
720
…Иванов Сергей Валентинович (1852–1925), сенатор, в 1917 – товарищ председателя Чрезвычайной следственной комиссии.
Как только я вышел из зала заседаний, то встретил следователя по особо важным делам В. М. Руднева [721] , которого я очень хорошо знал еще по Москве. Мы встретились друзьями, это был очень честный, прямой, хороший человек. Он также был привлечен к занятиям в комиссии и очень обрадовался, увидев меня, т. к. у него в руках было дело о Распутине и ему необходимо было меня допросить по некоторым вопросам. Мы сговорились, когда я приду к нему.
До явки в комиссию у меня оставалось четыре дня, которыми я воспользовался, чтобы навестить друзей, знакомых, узнать, как они живут, как прожили все это время. Настроение у всех было сравнительно бодрое, я ожидал худшего. Навестил я и бедную Марию Леонидовну Маклакову,
721
…Руднев Владимир Михайлович, в 1917 – товарищ прокурора Екатеринославского окружного суда, в марте 1917 включён в Чрезвычайную следственную комиссию с поручением изучить обстоятельства, связанные с деятельностью Распутина («обследовать источник безответственного влияния при Дворе»).
В назначенный день я явился в Чрезвычайную комиссию; меня сейчас же провели в большой зал, где в конце его стоял большой стол, покрытый сукном и заседала комиссия. В центре сидел Муравьев, по бокам – сенатор Иванов, Родичев и еще два неизвестных мне лица. За особым столом сидели стенографистки для записи показаний.
Первое дело, которое мне предъявили – было дело о Малиновском [722] . Я рассказал подробно, всё как было, и опроверг некоторые показания по сему делу Родзянко [723] , который несколько исказил мой разговор с ним по этому поводу.
722
…Малиновский Роман Вацлавович (1876–1918), социал-демократ, меньшевик, затем большевик, член ЦК РСДРП (1912–1914). С 1910 – секретный сотрудник Департамента полиции, член Государственной думы 4-го созыва, в 1912–1914 гг. глава социал-демократической фракции, в 1917 разоблачен как провокатор, позднее расстрелян.
723
См. Джунковский В. Ф. Воспоминания. М. Т.2. С. 79–80.
Затем последовал допрос по другим делам, касавшихся Департамента полиции, а именно относительно порядка расходования денег, составлявших «секретный фонд» Департамента полиции [724] вообще и, в частности, причины выдачи Пуришкевичу из этого фонда 10000 рублей, причем мне предъявили и заметку его в газетах, гласившую следующее:
В списке лиц, получавших деньги из «секретного фонда» помещена и моя фамилия, с обозначением суммы 10 тысяч рублей.
Сим заявляю:
1) С Департаментом полиции, секретными фондами ничего общего никогда не имел и не имею.
2) От В. Ф. Джунковского, бывшего товарища министра внутренних дел и состоявшего в Свите бывшего государя (вплоть до опалы, постигшей Джунковского в связи с его выступлением против Распутина), я получил 10 тысяч рублей, после того как обратился к В. Ф. Джунковскому с просьбой помочь мне приобрести книги для солдат, ибо на фронте все части меня об этом усиленно просили. Своих денег я не имел, а на средства Красного Креста покупать книги для армии был не в праве.
Чуткий ко всему хорошему, В. Ф. Джунковский раздобыл для меня просимую сумму. Я накупил книг и роздал их. Это положило начало новому большому делу, мною организованному на фронте, ибо после того я стал читать в разных городах России публичные лекции, выручал с каждой от 2800 руб. до 4 тысяч, и на вырученные деньги снабжал наши войска книгами всех направлений и оттенков (от Герцена до Каткова). По сей день, 16 марта, мною было роздано таким путем приобретенных книг солдатских до миллиона и офицерских до ста тысяч экземпляров. На доход с моих лекций и на поступавшие ко мне пожертвования от общества и сейчас очередная библиотека стоит у меня готовою к раздаче (2 полных вагона) у товарной станции Варшавского вокзала. Всю ее раздам на Ковельском фронте [725] . Стоимость этой (уже десятой по счету в порядке раздачи библиотеки) minimum 25 тыс. рублей. Желающие ее осмотреть могут это сделать в любой час дня.
Лицам, интересующимся этим вопросом, могу немедленно предоставить:
1) Список частей войск, получивших книги на всех фронтах, с перечнем того, что каждая часть получила.
2) Счета магазинов на все по сей день мною купленные книги.
3) Благодарности от частей войск за даримые мною книги и
4) Два приказа по армиям 5-й и 12-й с лестными для меня строками командующих этими армиями по поводу снабжения мною этих армий духовной пищею здорового содержания (я почти исключительно раздаю произведения корифеев литературы родной и иностранной, кроме немецкой).
724
…«секретный фонд» Департамента полиции… – средства, выделяемые по личному разрешению министра внутренних дел «на известное употребление» из утвержденных законом сметных ассигнований, включая выделение из десятимиллионного фонда экстраординарной сметы и из трехмиллионного и полуторамиллионного дополнительного ассигнования. Основанием на выделение средств являлось секретное высочайшее повеление 29.08.1905.
725
…Ковельском фронте – имеется в виду участок Юго-Западного фронта в районе г. Ковель, где проходили боевые действия летом 1916.
Я ответил, что действительно Пуришкевичу выдано было 10000 рублей, но эти деньги были возвращены в секретный фонд через две недели после из выдачи обратно, и что в отчетах по секретной сумме возврат должен значиться.
Произошло это следующим образом, объяснил я. Пуришкевич обратился ко мне с просьбой, не могу ли я ему достать или выхлопотать пять или десять тысяч рублей для снабжения офицеров и солдат в окопах книгами. Я ответил ему, что из сумм Департамента полиции я выдать денег на такой предмет не могу, т. к. назначение секретного фонда не соответствует характеру такого расхода, а если он имеет в виду снабжать войска на фронте здоровой беспартийной духовной пищей, а не изданиями союза Михаила Архангела, что явилось бы пропагандой, то я готов оказать ему содействие в этом деле.