Воспоминания (Царствование Николая II, Том 2)
Шрифт:
В июне месяце того же года последовало анархическое убийство члена Государственного Совета графа Алексея Павловича Игнатьева, о котором я имел случай говорить ранее.
{433} Граф Игнатьев приехал в Тверь на земское собрание и во время этого собрания был убит одним из анархистов-революционеров, по приговору этой партии.
Я имел случай говорить о графе Игнатьеве и обрисовать его личность. Это был не дурной человек, но большой великосветский карьерист. С 1905 года он сделался столпом реакционерства и ему мы обязаны многими реакционными мерами, в том числе и тем, что до настоящего времени не имеем нормального закона об исключительных положениях, а равно и закона о свободе
Из списка тех лиц, которые подверглись с 1905 года убийству анархическо-революционной партии, ясно видна полная осмысленность этих убийств, в том отношении, что они устраняли тех лиц, которые, действительно, являлись вреднейшими реакционерами, хотя, разумеется, убийства эти представляются возмутительными, ибо убийства политические не могут оправдываться ни совестливою нравственностью, ни даже целесоответственностью.
Я был очень возмущен этим убийством и телеграфировал графине Игнатьевой, которую я знал, так как встречал ее у моего друга, бывшего министра внутренних дел Сипягина, но ответа из Твери не получил.
Затем, когда привезли тело графа Игнатьева в Петербург, то графиня Игнатьева, которая была родственницей Сипягина, - имела основание думать, что я приду на отпевание графа и но я был предупрежден запискою г-жи Дубасовой (сестры покойного Сипягина), чтобы я на отпевание не приходил, так как мое присутствие может произвести дурное впечатление на графиню Игнатьеву.
Убийство графа Игнатьева, естественно, подействовало на нее удручающим образом и, так как эта особа представляет собою существо весьма неуравновешенное и ограниченное, то она с тех пор начала заниматься политикою на почве церковности; у нее с тех пор по настоящее время происходят какие то политические церковные собрания, в которых участвуют и некоторые правительственные лица. Салон графини Игнатьевой впутывается во все истории с Иллиодором, Гермогеном, Распутиным, во все события, знаменующие собою нынешнее разложение в высших этажах православной церкви.
12-го июля Его Величество ездил в Ревель, где произошло свидание с президентом французской республики - Фальером. По {434} возвращении из Ревеля, Его Величество отправился в шхеры, откуда вернулся лишь 7-го октября.
16-го сентября последовало Высочайшее утверждение положения совета министров "о процентных нормах для приема лиц иудейского вероисповедания в учебные заведения". В сущности говоря, мера эта законодательного характера, а поэтому она должна была бы проходить через Государственную Думу и Государственный Совет; но она прошла в порядке верховного управления потому, что уже в то время Столыпин понимал, что Дума в значительной степени перестала быть законодательным учреждением, а обратилась в своего рода государственное учреждение, подчиненное министру внутренних дел.
Этот акт был одним из первых существенных актов, которым правительство Столыпина объявило войну русскому еврейству. До этого времени, правительство на это не решалось, боясь, как к этому отнесется народное представительство.
Когда я был председателем совета министров, то вопрос о процентном отношении евреев в школах был возбужден графом Иваном Ивановичем Толстым, но возбужден в совершенно обратном смысле, т. е. в смысле уничтожения тех стеснений относительно образования евреев, которые были в то время. Новым же положением совета министров сделан был шаг в совершенно обратном направлении, в направлении значительного стеснения еврейства в получении образования в русских средних и высших учебных заведениях.
Характерно то, что годом раньше, когда еще не было 3-ей Государственной Думы, совет министров обсуждал вопрос вообще о различных стеснениях и ограничениях, которым подвергаются евреи в России, и тот же самый совет под председательством Столыпина, высказался в смысле необходимости пойти по пути постепенного уничтожения существовавших ограничений это было установлено положением совета министров. Журнал этого совета находится у меня в архиве.
Его Величество не соизволил утвердить этот журнал, а менее, чем через год тот же Столыпин со своим правительством пошел по совершенно обратному направлению и постепенно в России водворилось довольно политически нецелесообразное и несоответствующее гуманно-христианской точке зрения гонение на евреев.
(ldn-knigi, см., напр. у нас на стр., статью А.Б. Миндлина ""Еврейская политика" Столыпина" -
Я должен сказать, что относительно еврейского вопроса держусь определенного мнения.
{435} Мое убеждение заключается в том, что политика всяких ограничений евреев не может привести ни к какому результату, так как эту политику a la longue выдержать совершенно невозможно. Этому служить примером история еврейства во всех западных государствах.
Можно относиться к евреям так или иначе: ненавидеть или относиться к ним индифферентно - это дело личного чувства, но чувство это не может преодолеть естественного течения вещей, по которому евреи, в силу того факта, что, все-таки, они люди - постепенно приобретают все права верноподданных граждан.
Я только нахожу, что этот принцип уничтожения ограничений прав евреев должен вводиться постепенно и возможно более медленно.
Такого взгляда держалось правительство Императора Николая I, такого взгляда держался и Император Александр II-й, Император Александр III несколько отступил от этого направления и пошел по пути ограничения еврейства. Но, как все, что делал Император Александр III, он делал это умеренно, благоразумно, хотя и твердо.
Со вступлением на престол Императора Николая II последовало другое направление. Началось медленное и постепенное уничтожение сделанных ограничений, но, когда Столыпин вступил в силу, - после того, как он почуял, что наступило время, когда желают отомстить евреям за недобросовестное поведение многих из их числа, пошел по этому неразумному пути и начал принимать ряд ограничительных мер против евреев.
Первого октября скончался в Париже Великий Князь Алексей Александрович. Это был прекраснейший человек, весьма добрый, никому не делавший зла; очень приятный в своих сношениях, имеющий то качество, которым должен обладать Великий Князь, а именно благородство. Внешность Алексея Александровича также соответствовала его рангу. По существу и в политическом отношении - это был человек совершенно слабый.
Во всяком случае, смерть Великого Князя огорчила не только всех его друзей, но и всех лиц, близко его знавших.
В отношении лично меня, а в особенности моей жены, Великий Князь был в высокой степени внимателен и любезен, - даже после того, как я ушел с поста председателя совета министров, когда сделалось модным набрасываться на меня со всех сторон.
{436} Когда явилась Государственная Дума, то прежде всего выяснилось, что не может существовать безответственное перед законодательными собраниями учреждение, в виде комитета обороны, комитета, который концентрируется в особе Великого Князя Николая Николаевича, человека более нежели неуравновешенного; а, с другой стороны, не может существовать независимый от военного министра генеральный штаб (генерал Палицын), который, в сущности говоря, находился под полным влиянием всесильного в военных и морских делах Великого Князя.