Воспоминания (Царствование Николая II, Том 2)
Шрифт:
Сейчас же после открытия третьей Государственной Думы, при обсуждении бюджета, были произнесены Гучковым и Саввичем весьма резкие речи, направленные против комитета обороны и генерального штаба, как учреждений, которые вследствие своей неответственности являются принципиально вредными. Поэтому независимость начальника генерального штаба была поколеблена. Начальнику генерального штаба было предложено устроиться так, чтобы подчиниться военному министру. Палицын на это пойти не мог, а поэтому он оставил свой пост и был назначен членом Государственного Совета и затем в утешение был послан в Китай чрезвычайным посланником, по случаю вступления на престол малютки-императора.
На место Палицына был назначен начальник Киевского военного округа и Киевский генерал-губернатор
В марте 1909 года последовало увольнение военного министра Редигера и назначение, вместо него, начальника генерального штаба Сухомлинова.
То, что Редигер будет уволен, я предвидел ранее, а именно тогда, когда последовало увольнение начальника генерального штаба Палицына и уничтожение этого поста, как самостоятельного, и подчинение его военному министру. Для меня было ясно, что такой шаг не будет прощен Великим Князем Николаем Николаевичем и что он со своей стороны отомстит Редигеру при первом удобном случае.
Я уже ранее говорил, что в то время Государственная Дума весьма демонстративно занималась военными делами. Господа Гучков, Саввич и др. бутафорные военные произносили в Думе весьма критические речи по поводу военного и морского министерства.
В 1909 году при рассматривании военного бюджета на этот год Гучков произнес речь, в которой, между прочим, высказывался {437} о том, что наши командующее войсками военных округов не находятся на высоте своего положения.
Редигер, давая объяснения в Государственной Думе по поводу военного бюджета, между прочим, заметил, что действительно между командующими лицами имеются лица, не вполне соответствующие своему назначению, но что это правительству отлично известно, и Его Величество несомненно в свое время дал по этому предмету надлежащие указания. Вот, Редигеру было поставлено в упрек то, что как он смел сказать, что между командующими войсками имеются лица несоответствующие. По этому поводу он имел объяснение с Его Величеством. Его Величество поставил ему это в большой упрек и высказал, что после этого ему будет очень трудно оставаться военным министром; поэтому Редигер оставил пост военного министра, и на его место был назначен Сухомлинов.
Редигер представляет собою тип весьма умного, толкового, характерного и энергичного военного генерала, хотя более кабинетного, нежели боевого. Человек он еще полный сил и с большою трудовою способностью.
Генерала Сухомлинова, который состоит военным министром и до настоящего времени, я знаю сравнительно мало, но он мне представляется человеком способным, но довольно поверхностным и легкомысленными большой любитель женского пола; женат уже на третьей жене, из которых две последние были разведены и к его несчастью и третья жена ныне больна, едва ли не смертельной болезнью. Я не думаю, чтобы Сухомлинов был из тех, которые могли бы поставить нашу армию на высоту, подобающую значению Poccии.
* По основным законам, по моей инициативе, Государю Императору в отношении обороны (т. е. военного и морского ведомства) предоставлена не только полная власть Верховного управления, но и законодательная в размерах значительно больших, нежели в других областях государственного управления, т. е. в гражданских ведомствах. Когда Столыпин сделал Coup d'etat посредством выборного закона 3-го июня, передавшего законодательную власть в руки кучки преимущественно "услужников", самозвано именующихся партией 17-го октября, чему способствовал и способствует общий режим произвола, зиждящийся на военных судах и всяких исключительных положениях, и, таким образом, создалась "столыпино-послушная" Дума, то, по-видимому, установилось такое соглашение, может быть, молчаливое {438} соглашение, по которому правительство предоставило вожакам партии 17-го октября говорить речи и наводить критику по поводу всего, что касается обороны государства, хотя это не входить в компетенцию законодательных учреждений (Дума и Государственный Совет). Взамен же того вожаки эти обязались не касаться и, во всяком случае, не нарушать режима белого террора и полного административного произвола.
Дума установила комиссию обороны, которая с комическим видом компетентности судила и рядила все вопросы обороны, причем из комиссии она исключила всю оппозицию, забывая, что если она сама боялась, так называемых, левых, как могущих действовать в ущерб обороне (хотя история показывает, что кроме самых крайних, когда дело касается обороны, все люди остаются верными сынами своего отечества, если, конечно, в свою очередь отечество признает их за равноправных сынов своих), то ведь может наступить время, когда оппозиция будет иметь громадное большинство (что имело место при первой и второй Думе до Coup d'etat 3-го июня), и тогда это самое большинство может исключить из комиссии обороны всех так называемых правых и вновь испеченную партию националистов и действовать так, как этого большинство ныне боится, т. е. в ущерб обороне государства, иначе говоря - пойдет на самоубийство.
Если это так, то основные законы были правы, что изъяли из ведения законодательных учреждений всю организацию обороны, всю, так сказать, военную часть, предоставив им эту часть лишь постолько, несколько она касается ассигнования денег, т. е. посколько это касается общего бюджета обороны государства. Но это было сделано по моей инициативе не по соображениям доверия или недоверия к патриотизму выборных законодательных собраний, а по неуверенности в их зрелости, так как они только что рождались под русским солнцем, по необходимости многие вещи, касающиеся обороны государства, не разбалтывать, т. е. по неуверенности в умении новых депутатов, так сказать, младенцев, держать язык за зубами и, наконец, по конструкции выборного закона (как первоначального, так и 3-го июня), который исключил из шансов быть выборными тех, которые знают военное дело, т. е. военных специалистов. Между тем, созданное после 3-го июня положение делало как раз противоположное тому, что имело в виду 17-ое октября и основные законы. Дума как бы обязалась избегать осуществления нормальной, без которой немыслимо великое государство в XX веке, гражданской свободы, а как бы {439} для отвода глаз и щекотания наболевшего национального самолюбия после позорной японской войны ее вожакам (вернее вожакам самозванной партии 17-го октября) предоставлено было судить, рядить и болтать по поводу организации обороны, т. е. организации военных сил - одним словом, как бы состоялось между вожаками большинства Думы и Столыпиным такое соглашение:
"Вы, вожаки Думы, можете играть себе в солдатики, я вам мешать не буду, тем более, что здесь я уже совсем ничего не понимаю, а за то вы мне не мешайте вести кровавую игру виселицами и убийствами под вывеской полевых судов без соблюдения самых элементарных начал правосудия".
Вожаки партии 17-го октября ежегодно по поводу бюджета и других вопросов, касающихся обороны государства, говорили речи, в которых критиковали военные порядки, выражали различные общие пожелания и выказывали свой либеральный патриотизм, критикуя действия Великих Князей.
Такие речи были новы для русской публики, хотя они ничего серьезного не содержали и не могли содержать, но с одной стороны выносили на свет Божий некоторые разоблачения, приносимые думским деятелям теми или другими обиженными своим начальством чинами, а с другой стороны касались Царских родственников, которых Государь постоянно в рескриптах восхвалял как лиц, имеющих громадные заслуги перед отечеством, с выражением своей сердечной любви, благодарности, уважения и преданности.
Новизна этого явления давала обществу надежды, в обществе говорили:
"Хотя партия 17-го октября до сих пор ничего не сделала, несмотря на то, что от нее зависят весы думских решений, но мы на них надеемся, смотрите, какие смелые и решительные речи их вожаки говорят по поводу военных и морских вопросов. Ай да молодец Гучков; ай да ловко отделал морского министра Звегинцев; смело и со знанием дела говорить Саввич".
Но те, которые знали цену этих ораторов и имели понятие о деле, конечно, ничего от этой болтовни не ожидали. Какие это специалисты, откуда они могут знать то, что с такою комическою авторитетностью провозглашают ?