Воспоминания о Рерихах

Фосдик Зинаида Григорьевна

06.11.1930

<…> Вы пишете, чтобы я Вам написала, как я понимаю Служение, ибо Вы хотите каждому помочь его же письмами. Я Вам бесконечно благодарна за эту помощь, ибо никогда еще так не стремилась к ней, как теперь. В письме, привезенном Пор[умой], Вы говорите то, что было сказано мне: «Радна — страж верный, замечающий и оповещающий об опасностях упущений в исполнении работ по делам» — и это чистое и суровое понимание на пути служения, данное мне, я не поняла и не выполнила. Поэтому теперь стремлюсь к благожелательному сотрудничеству все время, но должна сознаться, что не имею еще чувства радости, которая, как Вы нам писали, может «магнитным током привлечь из пространства радость», ибо стараюсь прежде всего припомнить, в чем была моя вина за последние несколько лет. Поэтому пока, кроме сурового самобичевания, не могу многого выявить. И мне жутко при мысли, что я полагала в прошлом, что выполняю Указы. Как ясно я теперь вижу многое и как много мне нужно пройти! Успею ли? Я перестала себе во многом доверять, и что я делаю в работе над собой, мне кажется недостаточным.

Родная Е.И., я Вам не описываю мои настроения, но говорю Вам, как на исповеди, о том трудном процессе, через который прохожу теперь. Много думала о понимании Служения, и кажется мне, что прежде всего закрепляя мысли на космической важности всех дел Вл[адыки], на принятии их в сознание, проникаешься устремлением служить им шире, более всеобъемлюще. Хочется достичь этого сердцем, применяя Канон — «Господом твоим». Ответственность мне теперь видится в кооперации со всеми сотрудниками, с самым искренним желанием учиться у них. Постараюсь проводить это в жизнь ежедневно. Не в этом ли заложены первые шаги служения? В малом и великом, поскольку чуткость направляет это замечать, явлен поток эволюции. События развертываются настолько быстро, каждый день жизнь приносит такие доказательства силы этого стихийного потока, что служение «совершенствованию жизни» делается как бы неотъемлемой необходимостью. Но это, как мне чувствуется, невозможно [продвигаться] без осознания всем духом понятия Учителя. Поэтому стремлюсь мыслить о Нем во всех действиях и поступках, как если бы Он находился в непосредственной близости. Далеко не всегда мои поступки соответствуют моему старанию — не научилась еще в полной мере главному: служить всем приходящим во имя Блага. Так хочется идти наиболее этим путем, ибо, кажется мне, в этом одна из главных основ Служения. Иначе как идти с волной эволюции? Служение должно жить в сознании, поэтому мне верится, что мой долг — кристаллизовать чистые, ясные мысли. Со дня получения Вашего письма я думаю все время о том, как глубже понять и провести служение в мою работу. Ведь в этом было все мое непринимание и упущения — в неосознании служения. Поэтому я чувствую, родная, Вы мне дали эту тему.

Также думаю собрать все относящееся в Учении к Служению и держать это неустанно в сознании. В работе по школе стараюсь о дружеских взаимоотношениях с учениками и учителями, ибо сознаю, какая огромная у нас ответственность в давании ученикам знания, которое должно быть истинным. Ведь они приходят с верою к нам, значит, и с верою нужно служить им. За их будущее развитие, за тот свет, который они потом понесут в жизнь, — свет духа, красоты, знания — мы ответственны. Стараюсь ближе же соприкасаться с учениками, входить в их интересы, любить их всем сердцем, ибо надеюсь у них научиться служению. Имеем несколько истинных сотрудников среди учителей, которые дают истинный пример служения ученикам. Всем духом принимаю принцип Иерархии и все величие ее. Буду изыскивать новые пути служения и в этом прошу Вашей помощи. <…>

27.11.1930

<…> наши лучшие ученики пишут ряд фресок, посвященных всем религиям и искусствам, и они будут повешены в двух классах школы. <…> Как я слышу, Музей Религий Светика растет прекрасно, конечно, с его глубокими знаниями и духовностью он привлекает много светлых элементов, служа Вл[адыке] самим прекрасным образом. <…>

25.01.1931 [298]

Несколько дней назад у нас было первое собрание Общества единения женщин Музея Рериха. Мы, [Нетти, Франсис и я,] собрали несколько преданных Музею женщин, которых знали как активных и чистосердечных, и обсудили с ними цели и будущую работу. Все с энтузиазмом восприняли этот духовный Женский центр… Франсис и я состоим в Женском комитете American] Slav[ic] Colonization] Trust…

298

Текст письма приводится в переводе с английского языка. Здесь и далее перевод составителя. — Прим. ред.

01.02.1931

<…> всею силою устремления к Вл[адыке] и Вам, всем желанием служения и его истинного понимания, я жажду и надеюсь исправиться и искупить все мои ужасные легкомысленные поступки, и заслужить великий Дар. На вопрос Вл[адыки]: Кто готов получить их? — Чем могу поручиться, что имею право на получение, когда все недавнее прошлое мое указывает на отсутствие преданности, непонимание служения и эгоистичность побуждений! С Великим милосердием Учитель и Вы указали мне путь исправления, но, проверяя себя и оглядываясь назад, вижу, как мало еще достигнуто мною и как долог путь предо мною. Часто мне казалось в прошлом, что я утеряла право на доверие Ваше, моих Тары и Гуру И Ваши письма, зовом сердца и любви, зовущие меня к исправлению, являлись самыми ценными знаками на моем пути. При всем отчаянии, испытанном мною за последние месяцы, все время я твердо осознавала мою вину и посылала благодарность Вл[адыке] и Вам за посылаемую помощь. И теперь со всем устремлением сердца молю лишь об одном — искоренении чувства самости, ибо верю, что если поборю его, придет расширение сознания <…> если я еще имею право на доверие Ваше, молю всем сердцем дать и мне Дар Учителя. Крупица Магнита Учителя будет для меня даром новой жизни, но не для себя, а для дальнейшего служения <…>

Родная и любимая, при осознании всей Вашей великой работы для человечества, которой Вы отдаете магнит Вашего сердца и всю Вашу жизнь, шлю все мои мысли о сохранении Ваших сил и Вашего здоровья. С радостью отдала бы свою жизнь для восстановления Ваших сил. Шлю всю преданность и любовь и непередаваемую словами благодарность за все Ваши заботы и ласку. Ваша.

03.02.1931 [299]

<…> Я благодарна за Ваш замечательный дар — разрешение подготовить книгу о Вашем искусстве, отражающую музыку и театр, и буду следовать Вашему совету относительно сбора материалов для нее. С великой радостью посвящу время этой работе.

299

Текст письма приводится в переводе с английского языка. — Прим. ред.

03.04.1931 [300]

<…> Чудесное письмо и Послание Владыки от нашей любимой Матери дало мне чувство великого, сверкающего луча света, который указывает единственный, непоколебимый путь к Великому Фокусу. Воистину, как несказанно мы осчастливлены получать излияния Ее всеобъемлющего сердца, Ее любви и заботы, даже во время, когда она так тяжко страдает и столь серьезно больна. К кому мы можем обратиться, как не к нашим любимым Гуру и Таре? Вы, кто дали нам настоящую жизнь, миссию и надежду на духовные достижения, пробудили в нас понимание Учителя и непоколебимую преданность Иерархии, Вы каждое мгновение даете нам самый блестящий пример вечной борьбы…

300

Текст письма приводится в переводе с английского языка. — Прим. ред.

04.07.1931

<…> Посылаю Вам, родные, 2 заметки появившиеся в двух последних выпусках Таймс’а, они очень характерны, опять наглядно показывая, как культурная, научная экспедиция, потратившая время, труды и свыше полмиллиона дол [ларов], затраченных американским] научн[ым] учреждением, страдает из-за невероятной невежественности чиновников. Когда же прекратится травля представителей искусства, науки, всей общечеловеческой культуры! <…>

22.05.1932

<…> тягостно и мучительно осознавать, как много было упущено и не вмещено, особенно когда я вспоминаю, как много Вы мне дали и старались вложить в меня, когда я была в Дарджилинге. Особенно остро вспоминается мне последний день перед отъездом, когда Вы говорили со мной наверху у себя и просили выполнять все указания, когда приеду в Н[ью]-Й[орк]. А потом пришел наверх Н.К., и его и Ваша ласка ко мне и все заботы о будущем, которые Вы с таким сверхчеловеческим терпением старались вложить в меня, этот момент не может быть забыт. Нет сильнее судьи, нежели голос своего сердца, и когда я вспоминаю, во что я превратила все Ваши указания и мысли, я переживаю муки несравненно острее. <…> еще не искупила прошлого, но [знаю] со всем устремлением и порывом сердца, направленным к Вл[адыке], что радостно идти вперед в общей работе, сознавая всю любовь к нам Великого Сердца.

Родная, теперь я не чувствую одиночества уже долгое время. <…> Настоящее трудно, но будущее лучезарно, и мы проломим стену, но не отступим. <…> Улыбаемся всем неслыханным подлостям и ухищрениям бандитной тактики, которая вообще воцарилась. <…> Знаем, что победим, и сколько чудесных новых сердец пришло к нам со всем порывом негодования и желанием помочь. <…>

07.06.1932

<…> во всех действиях, малых или больших, я всегда иду именем Ф[уямы], во имя его говорю, его духом стараюсь проникнуться. <…> При этом у меня всегда в сознании тесно соединены оба образа — Вл[адыки] и Ф[уямы], для меня это одно великое целое, так неразрывно я чувствую величие Их объединенного сознания. <…>

03.10.1932

<…> из Вашего письма я вижу, что Вл[адыка] требует великого единения. Каким путем мы можем его достигнуть, если три человека, имеющие между собой полное единение, исключили остальных трех из своей среды? Обсуждения общих дел не существует уже давно, дела решаются тремя и потом [Логваном] сообщаются остальным. <…> это делается так публично, что от посторонних и служащих не скроешь, особенно от последних, и очень печально, видя, как они отражают в своих действиях поступки их хозяев. <…> всеми силами старалась подойти к Ен[те] и Пор[уме], но это невозможно, ибо они этого не хотят. <…> [от Логвана ничего,] кроме холодности и выказывания при служащих неуважения и часто пренебрежения. <…> поддержка учреждений друг другом прекратилась. <…> мы ждали [Енту] как самого светлого посла, помочь <…> делам. Сделалали она это? Единение ее с двумя членами полное, разъединение с остальными — тоже полное. Несколько месяцев тому назад я имела с ней серьезный разговор, умоляя ее о кооперации [301] и о сердечном отношении и терпимости ко мне, ибо с приезда ее <…> после нескольких недель ее пребывания она резко изменила свое отношение ко мне. <…>

301

То есть о сотрудничестве. — Прим. ред.