Воспоминания о службе в Финляндии во время Первой мировой войны. 1914–1917
Шрифт:
Вскоре в штаб войск, расположенных в Финляндии, был вызван инженер Стольберг, которому предложено было прямо ответить на поставленный вопрос, причем было обещано, дабы он не боялся сказать правды, что в отношении его лично не будет предпринято никаких карательных мер. Жена инженера Стольберга являлась родной сестрой коменданта морской крепости императора Петра Великого вице-адмирала Герасимова, и это родство помогло Стольбергу. Почти одновременно в штаб войск явилась одна дама и, заливаясь слезами, рассказала, что ее сын уехал в Швецию, намереваясь оттуда попасть в германскую армию, и, боясь за сына и за будущее, она просила его задержать в Швеции и вернуть назад. Указания, данные этой дамой, дали вскоре возможность задержать на нашей государственной границе шведского подданного Карла Унандера, занимавшегося проводом молодых людей через границы. Это был первый обвиняемый вербовщик и проводник, служивший вражеским интересам. Так как с его арестом вербовка уже являлась несомненным фактом, то началось следствие, порученное судебному следователю по особо
Несколько позднее, когда японское посольство в Петрограде сообщило нашему Министерству иностранных дел список финляндцев, услугами которых оно пользовалось в 1904–1905 годах, было установлено за этими лицами наблюдение, давшее чрезвычайно ценные данные и позволившее приступить уже к ликвидации движения.
Однако финляндцам нужно было прежде всего подготовить местное общество, вызвав сочувствие к этому движению. За дело агитации взялись все столичные и часть провинциальных, преимущественно крупных, газет. Провинциальные газеты, крайне редко высказываясь в отношении переживаемого Россией момента, обратили на себя внимание властей. В Финляндии существовала весьма строгая цензура, не столько военная, которая преследовала исключительно свои особые цели, сколько политическая, ничего общего с военной не имевшая, о чем, однако, население Финляндии не только не знало, но вряд ли и догадывалось. Состояла она всего из двух человек: действительного статского советника Каннинена и магистра Яловирта – и подчинялась непосредственно финляндскому генерал-губернатору, но помещалась она вместе с военной цензурой, что сделано было в конспиративных целях. Таким образом, все нападки на строгости военной цензуры в действительности должны быть отнесены к цензуре политической. Эта цензура была настолько строга, что прессе нельзя было рассчитывать безнаказанно для себя заниматься восхвалением немцев, их успехов или германской культуры. Впрочем, репрессивные меры едва ли бывали действительны, так как взыскать штраф с маленькой газеты было почти невозможно, а на случай приостановления издания или закрытия у каждого издателя было в запасе несколько разрешений на издание новых, с несколько видоизмененным заглавием.
Все же осторожно можно было оказывать известное влияние на общество и через печать. Пробовали выпускать и прокламации, но трудность напечатания таковых затрудняло обязательное постановление.
ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ
о воспрещении распространения в публичных местах мелких произведений печати без надлежащего на то разрешения
Ввиду объявления Финляндии на военном положении сим, на основании статьи 19 Правил о местностях, состоящих на означенном положении (Сб. пост. В. К. Ф. 1909 года № 73), постановляется на время действия в крае военного положения нижеследующее:
1. Воспрещается продавать в разнос, раздавать в публичных местах или распространять иным подобным способом, за плату или бесплатно, такие брошюры, листки и вообще мелкие произведения печати, на подобное распространение коих не последовало разрешения Главного управления по делам печати или его поверенного. Действие сего правила не распространяется, однако, на повременные издания, дозволенные к напечатанию в общее сведение телеграммы, театральные афиши и другие подобные объявления.
2. Желающий получить означенное в предшедшей (1) статье разрешение обязан при своем прошении Главному управлению по делам печати или его поверенному представить два экземпляра того произведения печати, которое он намерен распространять. Если разрешение последует, то один экземпляр возвращается просителю с надлежащею разрешительною надписью, а другой оставляется при делах Главного управления или его поверенного.
3. Виновные в нарушении настоящего обязательного постановления подвергаются в административном порядке заключению в тюрьму на срок до трех месяцев или денежному штрафу до восьми тысяч марок.
4. На разрешение дел по сему постановлению мною уполномочиваются подлежащие губернаторы.
5. Настоящее обязательное постановление вступает в силу немедленно по его обнародовании.
Финляндский генерал-губернатор,
генерал-лейтенант Зейн
г. Гельсингфорс, 2/15 марта 1915 года № 26
Так или иначе, а в канун февраля 1915 года в Локштедт прибыла первая партия финляндцев в числе 35 человек. Это были люди преимущественно идейные, почти все если не с высшим образованием, то, во всяком случае, с законченным средним. Организаторы движения находили более необходимым для дела присутствовать в Гельсингфорсе, поэтому ни один из них в Германию не поехал.
Эти 35 человек положили начало 27-му егерскому батальону германской армии, начавшему впоследствии комплектоваться исключительно из финляндцев. Через месяц немцы согласились на увеличение ими обучаемых до 1000 человек. Все завербованные рекруты получили паек солдата, жалованье и обучались на тех же основаниях, как это было установлено для германской армии, но сперва с той лишь разницей, что повышения в званиях, установленного для солдат армии, не было. Взамен этого финляндцев повышали из рядовых в группенфюреры и цугфюреры, что соответствовало унтер-офицерскому и фельдфебельскому званиям. Оружие и амуниция были выданы русские из числа забранных при отступлении из Восточной Пруссии. Немцы правильно учитывали, что среди добровольцев могут попасть в Локштедт и агенты русского командования, а потому учредили два контрольных пункта в Стокгольме и Засснице, которыми заведовали германские офицеры из состава батальона, а им в помощь были даны надежные добровольцы. Сами финляндцы устроили такой пункт при своей контрразведке в городе Хапаранде на государственной границе со Швецией, против города Торнео. Фильтровали чрезвычайно строго, задавая ряд перекрестных вопросов, особенно организация в Хапаранде, где чрезвычайно энергично работал студент Хейкель. В пути добровольцев сопровождали агенты, обязанность которых состояла в слежке за рекрутами, подслушивании их разговоров и пр. Между Хапарандой и Треллеборгом были этапы в Умео и Стокгольме, последним этапом заведовал капитан Хельдт, а после того как он был выслан из Швеции по требованию русского правительства, доктор Шмидт. Главари движения желали, чтобы обученный комплект сейчас же возвращался назад в Финляндию, а на место убывших поступали бы новые рекруты, таким образом, чтобы состав батальона постоянно менялся и представлял бы собой учебный батальон с переменным составом. Участие егерей в боях на фронте не входило в планы Активного комитета, желавшего прежде всего иметь дома обученные по новым уставам кадры. Немцы по вполне понятным причинам были против этого, не доверяя вполне финляндцам, тем более что в батальоне были такие лица, родственники которых служили в русской армии или флоте и занимали там высокие посты.
На этом основании некоторые из германских генералов были определенно враждебно настроены против приема в армию финляндцев и открыто высказывали им свое недоверие. Дело дошло до того, что предполагалось одно время совершенно прекратить обучение и распустить Локштедтский лагерь, но тут Активный комитет, видя серьезную угрозу всему делу, взялся за обработку германского посла в Стокгольме фон Луциуса, и, как говорят, исключительно благодаря ему Вильгельм II подписал 28 августа 1915 года приказ о продолжении обучения финляндцев в Локштедте. К сентябрю месяцу в лагере было собрано 235 человек, к декабрю 886, а к февралю 1916 года уже 1092, из коих половина уже могла быть инструкторами. К лету того же года Локштедт насчитывал с лишком 1500 человек. Из них и сформировали очередной по номеру егерский батальон четырехротного состава с двумя пулеметными, самокатной, саперной и телефонной командами и гаубичной батареей. После того как батальон был осмотрен принцем Генрихом Прусским, ему дали наименование Королевский Прусский егерский батальон № 27 и форму, присвоенную егерским частям. До этого все чины носили форму, присвоенную в Германии бойскаутам.
Эта трудная работа, требовавшая исключительной настойчивости, была выполнена не столько Активным комитетом, сколько советом старых активистов, проживавших в Стокгольме еще со времен генерал-адъютанта Бобрикова, так называемым «De aldres rad», то есть советом старейшин, несшим роль совещательного органа и обладавшим в Стокгольме старинными связями.
Осенью 1915 года по выбору старейшин в Стокгольме ездили в Берлин для ходатайства перед военными и гражданскими властями о развитии дела барон Адольф фон Бунсдорф и профессор Рафаэль Эрих.
Много перенесший в прошлом барон Бунсдорф в общем играл пассивную роль и нужен был для возглавления депутации благодаря носимому им титулу.
Окончательно Активный комитет сформировался осенью 1915 года в период наших крупных неудач на фронте. В состав его вошли представители всех партий в Финляндии: от старофиннов – доктор Эйно Суолахти, от младо-финнов – Хейкки Ренваль, шведский народный – Отто Окессон, от аграриев – доктор Сивен, от активистов и союза «Войма» – А. В. Нюлландер, от Александровского университета – магистры Доннер и Аппельберг [2] и от упраздненных финских войск – Гарольд Окерман (ротмистр). Совет же старейшин составили бывший сенатор Эльт, статский советник Гриппенберг, профессор Вестермарк, доктор Виктор Цильякус, бывший сенатор Гуго Раутапяя, профессор Рафаэль Эрих, директор Самуил Сарио, О. Стенрут и барон А. фон Бунсдорф.
2
Аппельберг вошел в состав комитета позже, в 1916 г., после того как Доннер и Сивен покинули Финляндию.
Особый интерес и отзывчивость проявили аграрии.
Недоверие немцев к рекрутам вскоре опять проявилось. Строгая дисциплина, полнейшая изолированность батальона не только от родины, но и от кого бы то ни было из местного населения, так как отпуска и отлучки не были сначала совершенно разрешаемы, естественно, породили недовольных.
Кормили батальон хотя и сытно, но желудок рекрута не привык к той жизни, которая выдавалась, кроме того, ни у кого не было денег. Началось глухое брожение, вызвавшее намерение немецкого командования расформировать батальон. Активному комитету стоило громадных усилий сохранить батальон. Пришлось обратиться к великому врагу России и всего славянства доктору Павлу Рорбаху (уроженец города Риги), тому самому, который впоследствии подал мысль разложить страну при помощи большевизма.