Воспоминания Пьера Изместиефф, потомка русского княжеского рода Долгоруких и французского рода Блукет, талантливого шпиона, успешного бизнесмена, любителя и ценителя красивых женщин
Шрифт:
Год в лицее пролетел быстро и удачно. Я успешно сдал экзамен В.Е.Р.С., после которого появилась возможность закончить учебу и идти работать, или продолжить обучение в последних трех классах. Мы по-прежнему шалили и подтрунивали над некоторыми преподавателями, стали часто играть в покер, не на деньги, но «как будто». Именинники, а часто и просто так, начали устраивать «surprise party» – вечеринки, где танцевали с девушками. Танцевали медленные танцы и рок-н-ролл. И героем праздника был тот, кому удавалось поцеловаться с девушкой. Все это не помешало перейти во второй класс.
Бабушка заставляла меня регулярно писать письма моей крестной матери в Лейпциг, конечно же, на немецком языке (я изучал его в лицее с шестого класса). Я не особо сопротивлялся, потому что любил крестную и любил получать от нее на каждое Рождество Христово
Летом дедушка снова помог мне отправиться в лагерь Laffrey, но с одним условием. После месяца в лагере, на поезде (билет был куплен заранее) я должен был ехать на три недели в другой лагерь – немецкий, в Нюрнберг. Там тоже было замечательно. Много красивых немецких девушек. Мне очень понравилась одна из них. Впоследствии мы несколько лет с ней переписывались. Экскурсии по музеям. Колоссальное впечатление произвел на меня музей Альбрехта Дюрера. Чудные прогулки по лесам, где я пристрастился собирать грибы. Помню, как я аккуратно сорвал очень красивый мухомор, и, вернувшись в лагерь, положил его в коробку со мхом. Каково было мое удивление, когда обнаружил, что он продолжал расти!
Но самое удивительное было не это. Неожиданно меня приехали навестить моя крестная со своим сыном Хорстом. Видел я их первый и последний раз в моей жизни. Они мне очень понравились. На протяжении двух дней они таскали меня по ярмаркам, кормили пирожными и мороженым, но почему-то часто плакали. Объяснение этого странного поведения я получил от бабушки, когда мне исполнилось восемнадцать лет.
Глава 3
Мое посещение второго класса лицея, дорогой читатель, заслуживает отдельной главы, и скоро вы поймете, почему. Шел 1959 год, мне было уже пятнадцать лет. На следующий год уже шестнадцать, а это уже не шутки – взрослый человек, хотя выглядел я намного моложе и своих лет, и своих сверстников. Лишь в год семнадцатилетия я вытянулся за год на целых 12 см, и мой рост стал один метр и восемьдесят сантиметров. Но хотя на тот момент я и выглядел где-то на тринадцать, это не мешало мне чувствовать себя настоящим мужчиной. В то время я был очень увлечен охотой, покером, флиртовал с девочками, и стал часто пропускать уроки. А когда появлялся в лицее, то вел себя отвратительно. Мой друг Даниель Израель в этом не отставал от меня. Мы были неразлучной парочкой друзей, и почти все время хулиганили вместе. Чтобы оправдать мое отсутствие на учебе, я подделывал бабушкин почерк и писал разнообразные извинительные записки. Вскоре наступил конец первого триместра. Нам выдали наши тетрадки с оценками и отзывами учителей. Отметки были ужасными, да и отзывы были ничем не лучше. Директор поставил нам обоим официальное «предупреждение». Я, конечно, подписал тетрадку с оценками за бабушку, а Даниель не смог этого сделать за своего строгого отца, который с нетерпением и беспокойством ожидал оценок сына. Вот тут-то я решил помочь моему другу. Ночью я залез в секретариат лицея, взял чистую тетрадь для оценок, поставил на нее полагающийся штамп, разными ручками и почерками написал положительные отзывы. Мало того, я поставил Даниелю не только приличные отметки, но даже наградил его местом на «почетной доске» (tableau d’honneur по-французски). Отец Даниеля был так доволен, что через несколько дней у Даниеля появился мопед!
В выходные мы собирались с девочками в моей комнате-клубе. Стены комнаты, как вы помните, были расписаны. Мы называли это помещение клубом «непонятых». В этом «клубе непонятых» мы танцевали, флиртовали, пили водку, которую я готовил сам, по собственному рецепту. Я разбавлял спирт, который приносила бабушка из больницы, водой и настаивал затем то на лимоне, то на апельсине, то на перце. Однажды бабушка зашла случайно и увидела двух полураздетых девочек. Она покраснела, но ничего не сказала. Вечером бабушка пожаловалась дяде Вите, и тогда я получил уже неофициальное, но домашнее предупреждение.
Закончился второй триместр. Я получил выговор (bl^ame) от директора. У Даниеля отметки были средние, и он обошелся без отрицательного отзыва директора. Но Даниелю все равно понадобилась моя помощь, чтобы переписать отметки в поддельной тетрадке. Снова мне пришлось ночью забраться в секретариат.
Вскоре прозвенел последний звонок учебного года. Вся моя семья: моя любимая бабушка, мой дядя Витя и я испытали настоящий шок, когда в моем дневнике появилась запись: «Ученик не способен дальше учиться и должен переходить к самостоятельной трудовой жизни». Я был изгнан не только из лицея, а и из образовательной системы, и должен был идти работать, не получив даже среднего образования. Что делать? Как быть?
Бабушка отправила телеграмму дедушке в Рабат. Он ответил, что приедет, и через несколько дней он прибыл в Марракеш.
Дедушку я очень уважал и даже побаивался. Он был единственным авторитетом для хулигана, то есть для меня.
Первое, что он сделал – отправил меня к парикмахеру, и мои длинные волосы до плеч превратились в короткую стрижку. Но этот результат его не удовлетворил, на его взгляд, волосы были еще слишком длинные. Он обругал парикмахера и отправил меня к другому, от которого я вышел уже почти обритым.
Следующий шаг был посвящен моей комнате-клубу «непонятых». Дед купил металлические щетки и заставил меня стереть все надписи. Моя комната наконец-то приобрела приличный вид. Дед забрал мою позорную тетрадь, назвав ее «волчьим билетом», погрузил меня в свою машину с маленьким чемоданчиком, и мы уехали к нему в Рабат.
Я просидел у него в подвале все летние каникулы. Пыхтел над учебниками физики и математики, а выходил в город только на частные уроки по этим двум предметам. Пока я зубрил, дедушка хлопотал о моем возвращении в лоно образования. Он обратился к представителю Франции (в отличие от меня он был уже французом, тогда как я путешествовал в качестве русского беженца с проездным документом от ONU), к директору французской миссии по образованию и культуре, и добился удивительного результата – меня приняли в лучший лицей Lyautey в Марокко, в Касабланке. Я должен был повторно отучиться во втором классе. Дедушка настоял, чтобы я жил в интернате при лицее, а строгость правил в лицее была известна всем.
В первый месяц я сильно переживал по этому поводу, даже думал сбежать, но постепенно привык к жесткому режиму, моему новому положению «заключенного». Появились новые приятели – Биттон, братья Жусто из города Кристиан Картье из Марракеша, брат моей первой влюбленности Анны-Мари, Уильям Криефф, Бернард Поль и многие другие.
Свободного времени было очень мало, поэтому этим просто наслаждались. В обеденный перерыв мы играли в Belotte bridge (игра в карты), в Baby foot (настольный футбол). Остальное, свободное от уроков время, мы тихо сидели под наблюдением репетитора-наблюдателя в зале для самостоятельной подготовки. Эти жесткие условия способствовали тому, что я стал БЛЕСТЯЩЕ учиться, закончил первый триместр и попал на «Доску почета». Эта награда была написана в той же тетрадке, с которой я был выгнан из лицея в Марракеше. Когда я вернулся с рождественских каникул, почти все преподаватели отметили хорошие перемены в моем поведении и учебе.
В лицее Lyautey, в отличие от марракешского лицея, учились в основном только мальчики. Девочки посещали только класс аттестата зрелости по математике, а также подготовительные классы бакалавриата. Мы ими любовались, но смотрели на них, как на запретный плод, потому что они были старше нас.
Но Бернару Полю и мне повезло. В высоком доме рядом с лицеем жили две сестры нашего возраста. Чтобы быстрее добираться до автобусной остановки, они не обходили лицей, а проходили через него. Мы смогли с ними познакомиться, и девушки стали приглашать нас к себе домой, в то время, когда дома не было родителей. Так мы встречались на протяжении нескольких месяцев, пока в один прекрасный день неожиданно не появились родители. Мы с Бернаром от испуга спрятались под кровать. Просидев там примерно час, чтобы не опоздать на занятия, мы вылезли, нагло прошли через зал перед изумленными родителями. Никто из них не произнес ни слова, но больше нас в гости девушки не приглашали.
Учебный год закончился так же благополучно, как и начался. Меня повторно повесили на почетную доску. Я был первым по некоторым предметам, в том числе по рисованию. Дедушка, очень довольный, выдал мне деньги на летние каникулы, и я решил съездить в Англию. С моими документами мне нужны были визы для посещения всех стран, то есть испанская, французская и английская визы. Но сначала я должен был получить разрешение на возвращение в Марокко. Я сам прошел все формальности получения всех виз и разрешений за три дня в Рабате без помощи деда и затем отправился в путь, конечно же, «на пальце» – то есть автостопом.