Воспоминания

Шор Давид Соломонович

Княжна Долгорукая, полная старая женщина, юношески увлекающаяся всем прекрасным, горячая энтузиастка и большая любительница музыки, была нам преданным другом. Родовая аристократка, она, по существу, была демократкой. С нею было так легко сойтись, и через нее нам открылась вся аристократическая “горка” — так называлась гора, заселенная всей знатью.

Такова сила искусства. Оно интернационально, аполитично и не знает классовых подразделений.

[Руб. конкурс. Затем Толстой

Программа первого исторического камерного концерта «Московского трио» в составе: Д. Шор, Д. Крейн и М. А[льтшуллер].

Программа выступления «Московского трио» в Париже, 1903 г.

Программа

концерта Шора, данного 13 мая 1907 г. в Иерусалиме.

Программа лекции — концерта Шора, 1911 г. В программе также еврейские народные песни и трио D-moll Мендельсона.

Программа концерта «Московского трио» в пользу Общества распространения просвещения между евреями в России, 1912 г.

.

Программа концерта Шора, организованного в пользу Общества распространения просвещения между евреями в России, 1913 г

В первом отделении оркестр С. А. Кусевицкого под управлением А. Б. Хессина исполнил симфонию A-dur и сюиту “Cephale et Procris”Мендельсона. Во втором отделении выступили скрипач Л. С. Ауэр (ор.61 Бетховена) и певица М. Оленина д’Альгейм (Lifnei Melech Malchei, сообщена Ю. Д. Энгель) Темы лекции: происхождение, воспитание и образование Мендельсона; значение Мендельсона в музыке и т. д.

Гастрольное выступление Шора в Воронеже, 1914 г.

Гастрольное выступление Шора в Астрахани, 1915 г.

Программа одного из “камерных вечеров”, 1915 г.

Д. С. Крейн, Р. И. Эрлих, Д. С. Шор

.

Евсей Шор и Иегуди Менухин

Евсей Шор

Родители Шора

Надива (Надежда Рафаиловна) Шор с ученицей

Раиса Михайловна Муллер, жена Шора

Письмо Д. Шора к жене, Р. Шор. Иерусалим, 17.05.1907 Здесь: письмо № 14 в разделе “Письма”

Глава 3. [Рубинштейновский конкурс]

15 августа 1890 г. был первый Рубинштейновский конкурс в Петербурге. После исторических концертов

85/86 годов

А. Рубинштейн пожертвовал 25 тысяч рублей с тем, чтобы каждые пять лет состоялся бы конкурс для молодых пианистов и композиторов. Преми[ю] в 10 тысяч франков — проценты с капитала — разделить поровну: лучшему пианисту и за лучшее сочинение. В 1886 г[оду], | когда заговорили о конкурсе], я запомнил хорошо, что через 5 лет, [в 1890 г.], будет конкурс. Но в течение последующих лет — женитьба, окончание консерватории, заботы о семье, заботы о дальнейшей музыкальной деятельности вытеснили в из памяти время конкурса. В июле 1890 г., живя на даче под Москвой

в сел

е

KpacicoDe

, я должен был поехать в Москву для найма квартиры на зиму. Устав от жары и духоты городской, я зашел освежиться в кондитерскую (Трамблэ, что на Кузнецком мосту). Там на столике я увидал газетный листок с объявлением о конкурсе. В первый момент я растерялся, т. к. оставалось меньше месяца до конкурса, а это недостаточный срок для приготовления программы из сочинений Баха, Моцарта, Бетховена, Шопена, Шумана, Листа; да к тому же я не знал всех подробностей и условий конкурса.

Тем н

е

м

е

н

ее Я решил все же поехать

па конкурс

.

Я сейчас же написал письмо Сафонову, [своему учителю], члену жюри, с просьбой сообщить мне подробности и дать совет — ехать ли на конкурс. Он тотчас же ответил. Подробностей сообщить не мог, но указал, к кому

обратиться. Нашел, что времени мало осталось до конкурса, но если я чувствую, что подготовлюсь, то ехать стоит [191] . Накануне конкурса я был в Петербурге. Программа у меня была готова. Нас было всего 5–6 конкурирующих: Феручио Бузони, тогда молодой пианист и композитор, уже получивший премию как пианист, профессор консерватории в Гельсингфорсе; американец Фербенкс; Дубасов, сын преподавателя консерватории, только весной кончивший консерваторию [у профессора Штейна, отличного учителя\, молодой композитор Чези, сын прекрасного пианиста и музыканта; и я. Премии получили — Дубасов как пианист и Бузони как композитор. Бузони никогда не мог забыть, что его обошли как пианиста. Встречаясь со мной

лет через 15–17

он говорил: “Wir sind totgeschlagene Pianisten” [192] . Ходили слухи, что Рубинштейн настаивал, чтобы премию дали Дубасову. [Эти слухи неверны и мало соответствуют прямой и честной натуре Рубинштейна.] Я утверждаю, что присуждение премии Дубасову было в высшей степени справедливо. Он играл на редкость прекрасно. То, что он дальше не пошел, а Бузони же стал всесветно знаменитым, — это другое дело. В то время Бузони переживал какое — то переходное состояние, что особенно отражалось на темпах, то очень медленных, то очень быстрых. Отсюда получалось впечатление какой — то необоснованности, какого — то мудрствования без […].

191

См. в разделе “Письма” письмо № 12

192

Мы конченые (букв.: уничтоженные) пианисты (нем.).

Впоследствии, когда он становился зрелее и зрелее, он достиг поразительных результатов. Можно было часто не соглашаться с его толкованием, но всегда чувствовалась глубокая продуманность. Итальянец по происхождению, он точно под влиянием немецкого воспитания и жизни в Германии, а также матери — немки, в игре не проявлял итальянского темперамента.

После конкурса Сафонов сказал мне: “Как учитель ваш я не мог дать вам свой голос, а то у вас было бы одинаковое количество голосов с Дубасовым”. Оставляю это заявление на его совести. Особенного разочарования я не испытывал, т. к. ввиду краткого срока для приготовления на конкурс я не мог рассчитывать на успех. Но осадок досады на Сафонова остался у меня на душе от era заявления… К тому же огорчило меня и то, что Рубинштейн, пригласив все жюри [на обед] к себе в Петергоф на дачу, где он жил, позвал только удостоившихся премий, а о нас, и так уже судьбой обиженных, даже не подумал. Я нашел это нетонким со стороны такого большого человека…

Удовлетворение я получил через несколько дней, когда перед отъездом решил обратиться к Рубинштейну с просьбой раз — решить мне изредка приезжать из Москвы к нему, чтобы пользоваться его советами. В первый момент он развел руками, говоря: “Да стоит ли для этого ездить из Москвы?” Я настойчиво уверял, что стоит, и он согласился. В течение сезона 90/91 г. я несколько раз приезжал к нему, привозя целые программы. Трудно передать, что я переживал, играя перед ним… Это был самый большой авторитет, и удостоиться его одобрения или послушать, как он понимал произведение, т. е. слушать Рубинштейна с глазу на глаз, — было верхом счастья. От Сафонова я не то что скрывал свои поездки, но не счел нужным сказать ему об этом. Меня выдал Рубинштейн. Встретив после нескольких свиданий со мною Сафонова, он сказал ему: “Был у меня Шор несколько раз и играл мне очень хорошо”. Вариации Бетховена [193] , Шопена фантазию, сонату Е-моль оп. 90 Бетховена, вариации Лонго, которых он не одобрял как сочинение и др. Сафонов как — то спросил меня — между прочим — при встрече: “Вы ездили к Рубинштейну?” — “Да”, — с удивлением ответил я, не понимая, откуда он знает. “Мне Рубинштейн сказал и хвалил вас”, — сухо прибавил он.

193

Данный текст, судя по первому абзацу, является продолжением предыдущего.

Через 42–43 года, в дни скорби после смерти Бялика [194] , находясь в санатории “Арза” [195] , я случайно услыхал о моих поездках в

Петербург

из Москвы в Петербург к А. Рубинштейну. В “Арзе” находился старый учитель Зута, горячий поклонник Бялика. Все дни мы проводили в чтении сочинений Бялика и в беседах о нем. Однажды Зута рассказал мне, что когда покойный Бялик объявил курс об Агаде [196] от университета, Зута, как студент, приезжал на лекции из Иерусалима. При первой встрече Бялик, увидав его среди слушателей, сказал ему: “Зута, ты с ума сошел! Ездить на мои лекции из Иерусалима!” На это Зута ответил: “Не больше того музыканта, о котором я слышал, что он из Москвы ездил в Петербург на уроки к Рубинштейну”. И как же Зута поразился, когда я сказал ему, что этот музыкант — я.

194

Х. Н. Бялик умер в 1934 г.

195

Находится в еврейском поселении Моца на северозападе от Иерусалима.

196

Агада — рассказ, повествование о том или ином событии из еврейской истории, изложенный мудрецами, авторитетами Галахи (закона, освященного еврейскими традициями). Бялик читал курс от Еврейского университета в Тель — Авиве