Воспоминания
Шрифт:
Настоящих, действовавших народовольцев, — агентов «Исполнительного Комитета» — в начале 1882 года за границей не было. Лишь в марте или, в апреле, кажется, приехала Марья Николаевна Ошанина. Отправляя Володю, старшие (мне помнится, он назвал Грачевского) направили его к Кравчинскому, ему должен он был открыться и с ним намеревался советоваться. Но Кравчинского он не нашел и не искал после первого же нашего, ему отказа в адресе.
Между тем пришло письмо от Судейкина с вопросами о заграничных впечатлениях [220] . С кем посоветоваться? Мы были для него чужими старшими, но в это время мы находились в самых дружеских отношениях с «Народной Волей» я даже в обязательных — по «Красному Кресту» [221] , и он решил открыться нам [222] .
220
Выпрашивая у Судейкина разрешение на поездку за границу, Вл. Дегаев мотивировал ее желанием сблизиться с эмигрантами и, заручившись их рекомендациями, вернуться в Петербург, чтобы завязать более тесные сношения с революционерами.
221
В 1881 г. между «Народной Волей» и группой эмигрантов-чернопередельцев произошло сближение. Жизнь в Западной Европе, знакомство с ее политическим строем и рабочим движением привели к тому, что чернопередельцы
222
О том, при каких обстоятельствах и под влиянием каких побуждений Вл. Дегаев открылся Л.Г. Дейчу, см. подробный рассказ в назван, выше книге Л. Г. Дейча.
Но, видно, тяжело было юному созданию носить свою тайну без единого человека, с которым можно было бы поговорить о ней. После признания, его точно прорвало: несколько дней он ни о чем говорить не мог, кроме своих сношений с Судейкиным.
Судейкин, кажется, кокетничал с Володей, старался очаровать его. На свиданиях он сам говорил едва ли не больше, чем заставлял говорить Володю. Я слыхала рассказы о Судейкине не от одного Володи, и мне, поэтому, трудно отделить, что я слышал: от него и что — от других. Уверена лишь в тех разговорах, где помню Володины ответы на слова Судейкина или его соображения по их поводу. Живо помню, например, такой рассказ.
Судейкин внушал Володе, что он мог бы заставить забыть свою крайнюю, молодость и подняться на высшую ступень в революционной организации, если бы высказывал свой революционный энтузиазм, говорил о своей жажде страдать за дело, пожертвовать за него жизнью.
— Я ответил ему, — говорил Володя, — что этим я достиг бы как раз обратного: меня бы только осмеяли. Свой энтузиазм революционеры проявляют на деле, но никогда о нем не говорят, они ненавидят всякое фразерство.
Судейкин выразил до этому поводу свой восторг перед революционерами. Он, вообще, не скупился пред Володей на этот восторг и пред революционерами, и пред деятельностью, — не пред целью ее и не пред результатами, конечно, а пред самым процессом деятельности. «Какая это чудная, интересная жизнь с вечными конспирациями, приключениями, опасностями!». Если ему нравится его собственная деятельность, то только тем, что в ней тоже много и приключений, и опасностей.
Если Судейкин хотел понравиться Володе, то до некоторой степени он этого достиг: Володя считал его очень умным, смелым, изобретательным.
— Сколько бы он мог сделать, если бы был революционером! — помечтал раз Володя.
Мне приходило в голову, не в эту ли западню думал Судейкин загнать Володю? Зачем возился он с ним несколько месяцев? С первых же свиданий ему должно было стать ясным, что ни деньгами, ни угрозами из Володи предателя не сделаешь [223] , да Судейкин и не пытался его запугивать. И пробалтываться Володя мог меньше, чем иной взрослый. Именно сознание своей чрезмерной юности мешало ему пускаться в плавание за своей ответственностью.
223
Среди современников Вл. Дегаева были люди, считавшие его, не таким вполне безгрешным, как рассказывает В. И. Засулич. Ольга Любатович в своих воспоминаниях высказываем уверенность, что из-за Вл. Дегаева был сорван подготавливавшийся ею побег Н. А. Морозова. После того, как Любатович сказала Вл. Дегаеву, что ей известно о том, что Морозов содержится в доме предварительного заключения, последний немедленно был переведен в Петропавловскую крепость. (См. ее воспоминания «Далекое и недавнее». «Былое», 1906 г. № 6, стр. 144).
Конечно, и Дейч, и я с первого же дня начали убеждать Володю отказаться от своей нелепой, опасной Миссии. Мы ему советовали остаться на время за границей, а лотом вернуться в Россию нелегально. Володя не пускался в споры и противопоставлял всем убеждениям только одно:
— Не могу я этого, — нельзя… [224]
Раз помню, в сумерках, Володя опять разговорился о Судейкине.
— Вот вы говорите, что он умен, — сказала я. — Предположим, что вы также умный, но он, по меньшей мере, вдвое старше вас, в десять раз больше людей видал и лет 10 только о том и думает, как революционеров уловлять, — ну как же можно допустить, чтобы при этих условиях вы из него пользу извлекли, а не он из вас? Что мы с вами не можем придумать, каким образом он ее извлечет, это ничего не значит. Мы не можем! а он уж, очевидно, придумал: ведь он же изобретателен [225] .
224
К этому месту воспоминаний В. И. Засулич, Л. Г. Дейч в «Былом» сделал следующее примечание. «Это не совсем так, — память, очевидно, изменила Вере Ивановне; Володя соглашался вернуться и вскоре действительно, уехал».
225
В письме к Як. Стефановичу от 2 февраля 1882 г. Л. Г. Дейч указывал, что Судейкин через свои сношения с Вл. Дегаевым желал проследить остатки Исполнительного Комитета «Народной Воли». Письмо это опубликовано в 3-м сборнике «Группа Освобождение Труда».
Я зажгла свечу и тут только взглянула на Володю: его лицо выражало страдание, вздрагивающие губы что-то шептали.
— Что? — переспросила я.
— Если так, если он… я убью его, — шептал Володя. После этого у меня духа не хватало продолжать мучить его такими речами, да и действительно, решить сам, не спросясь своих старших, он не мог.
Весной Володя уехал в Париж, — там в это время уже была Мария Николаевна Ошанина [226] . Оттуда он скоро известил нас, что уезжает в Россию.
226
В. И. Засулич ошибается: Ошаниной в это время в Париже еще не было.
Летом приехал Тихомиров. Я спросила его о дальнейшей судьбе Володи и помню его ответ с буквальной точностью— очень удивил он меня.
— Приехав из-за границы, — рассказал Тихомиров, — Володя по прежнему явился к Судейкину [227] . Тот встретил его словами: «Полноте, Владимир Петрович, довольно мы с вами друг друга морочить старались! Ни вы мне никогда не верили, ни я вам, — так лучше перестанем», — и отпустил Володю без всяких последствий. Сергей Кравчинский, когда я рассказала ему об этом, даже похвалил Судейкина.
227
О свидании Судейкина с Вл. Дегаевым после его возвращения в Россию А. П. Корба рассказывает: «Судейкин встретил — его довольно сурово. Он заявил ему, что до сих пор не видал результатов от своих стараний извлечь какую-нибудь пользу из деятельности своего молодого агента и от расходов, потраченных на него, что он ему дает еще некоторое время для исправления дурного мнения, которое он составил о его пригодности к „делу“, но если образ действий ело не изменится, то им придется расстаться. Володя обещал оправдать оказанное ему доверие…» В мае Судейкин призвал его к себе, чтобы дать окончательную отставку. Он излил перед ним всю горечь своего разочарования и в заключение сообщил ему обязательства, которые
— Это зверь, конечно, тигр, — сказал он, — но не гиена, не волк, который и тогда режет добычу, когда она ему не нужна [228] .
«Вольное слово» [229] и эмиграция
Давно уже длится полемика о происхождении издававшегося 30 лет тому назад журнала «Вольное Слово», и, в связи с занимающим их вопросом, авторам нередко приходилось говорить мимоходом о политической эмиграции того времени. В ноябрьской книжке «Русской Мысли» за прошлый год, г. Кистяковский посвятил даже отношению эмиграции к «Вольному Слову» целое якобы исследование, обставив его обширными цитатами из тогдашней литературы [230] Но тут-то именно у г. Кистяковского и получилась такая фантастическая картина, что у меня-эмигрантки, прожившей в Женеве все время, пока выходило «Вольное Слово», — явилась потребность заступиться за истину. Не успев немедленно же удовлетворить ее, я попытаюсь сделать это теперь.
228
Имеется ряд указаний на то, что еще весной 1882 г. Судейкин познакомился с Сергеем Дегаевым. Этим и объясняется его разрыв с Владимиром. Вступив в сношения с таким авторитетным и видным членом «Народной Воли», каким в то время был Сергей Дегаев, Судейкин перестал нуждаться в услугах Владимира. Мягкость, проявленная Судейкиным при разрыве с Владимиром, объясняется желанием Судейкина укрепить отношения, наладившиеся между ним и С. Дегаевым.
229
«Вольное Слово» — газета, выходившая с июня 1881 г. по май 1883 г. в Женеве при ближайшем участии М. П. Драгоманова и объявившая себя органом «Земского Союза». Официальным редактором «Вольного Слова» первоначально был А. П. Мальшинский, а с 1 начала 1883 г. — Драгоманов. Программа «Вольного Слова» не выходили за рамки буржуазного демократизма. Одною из основных своих задач «Вольное Слово» ставило борьбу против политического террора. В 1912–1913 г.г. в нашей исторической литературе развернулась оживленная полемика относительно «Вольного Слова». В. Я. Богучарский в своей книге «Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х г.г. XIX века» (М. 1912 г.) высказал убеждение, что того «Земского Союза», от имени которого, якобы, издавалось «Вольное Слово», в действительности никогда не существовало и что газета, которой руководил Драгоманов, была органом Священной Дружины, тайной организации, действовавшей в 1881–1882 г.г. и ставившей своею задачею, конкурируя с официальной полицией, вести борьбу против революционного движения. Догадка Богучарского вызвала возражения со стороны Б. А. Кистяковского. В своей книге «Страницы прошлого» (М. 1912 г.) он пытался доказывать, что Земский Союз существовал, как не вполне оформленная организация либеральных земцев и что «Вольное Слово» действительно было органом этого, Союза. Выход книг Богучарского и Кистяковского вызвал появление ряда статей по вопросам, затронутым названными авторами. Одною из таких статей была статья В. И. Засулич, напечатанная в № 6 «Современника» за 1913 г. Однако, эти статьи не внесли полной ясности в историю «Вольного Слова», и вопрос, поставленный Богучарским, продолжает оставаться спорным. Некоторую ясность в него внесло опубликование дневника ген. Смельского, заведовавшего в Священной Дружине тайным розыском («Голос Минувшего», 1916 г. №№ 1–6). В этом дневнике Смельский, между прочим, записал: «Граф Шувалов (организатор Священной Дружины) высказал, что издающееся в Женеве „Вольное Слово“ есть издание нашей Священной Дружины, на что тратится значительная сумма». Это свидетельство Смельского могло внушать некоторые сомнения, поскольку было известно, что Смельский являлся в Дружине тайным агентом официальной полиции, стремившейся добиться закрытия Священной Дружины, как неприятного для нее конкурента, а потому старавшейся приписать Дружине конституционные стремления. Однако, опубликованная в 1927 г. в XXI т. «Красного Архива» «отчетная записка» Священной Дружины доказала, что Смельский был прав: «Вольное Слово» действительно было основано Священной Дружиной и должно было, по мысли его создателей, «поднять почвенные вопросы и стараться путем анализа и критики русского революционного движения обездолить беспочвенных народовольцев». К этому надо, добавить, что сам Драгоманов не подозревал, в чьих руках он был игрушкой и искренно до конца своих дней был уверен в существовании Земского Союза. Таким образом в настоящее время спор между Богучарским и Кистяковским можно считать окончательно решенным в пользу первого из них. Однако, это не лишает большого интереса и исторического значения статью В. И. Засулич, содержащую в себе много ценных указаний по вопросу об отношении революционной эмиграции начала 80-х годов к Драгоманову и — «Вольному Слову».
230
В дополнение к своей книге «Страницы прошлого» Кистяковский опубликовал в № 11 «Русской Мысли» за 1912 г. статью «Орган Земского Союза „Вольное Слово“ и легенда о нем». Эту статью и имеет в виду В. И. Засулич.
Г. Кистяковский, с документами в руках, изображает ожесточенную травлю, поднятую революционной эмиграцией против «Вольного Слова» чуть не с момента его появления, и видит причину этого ожесточения в конституционном направлении нового журнала и его выступлениях против террора.
Изложение г. Кистяковского имеет так много признаков внешней убедительности для каждого незнакомого с эмиграцией начала 80 годов, что даже г-жа Прибылева, прекрасно знающая революционную среду того времени, но не бывавшая за границей, не усомнилась в подлинности «травли» и кг смогла примириться лишь с объяснением ее причин, даваемых г. Кистяковским [231] .
231
«Историческая справка» в «Русск. Богатстве» за март 1913 г. 165[261]
Г-жа Прибылева справедливо возражает ему, что несогласием во мнениях нельзя объяснить такой единодушной вражды, тем более, что, по словам самого же г. Кистяковского, травля началась раньше, чем «Вольное Слово» успело проявить себя на почве борьбы с террором, или защиты конституции. Должна была существовать другая причина, говорит г-жа Прибылева, и ищет ее в сохранившихся в ее воспоминании данных о том, что, по сообщениям Клеточникова, еще в 1880 году министерство внутренних дел, при помощи III отделения, выработало проект реновация в Женеве газеты конституционного направления для борьбы с революционерами, а позднее, но в том же 1880 году, от того же Клеточникова стало известно, что газета эта будет называться «Вольное Слово», и что лицо, посланное для издания газеты, уже ведет в Женеве переговоры с Драгомановым. Тотчас же после этого второго сообщения «Исполнительным Комитетом» было отправлено Драгоманову письмо с предупреждением о том, кем и для чего основывается газета, но Драгоманов не придал извещению никакой цены. Такое же извещение было одновременно послано и Лаврову. Г-жа Прибылева предполагает, что этот план, почему-то не осуществившийся в 1880 г., был; приведен в исполнение в 1881 г. изданием «Вольного Слова». Таким образом, — говорит в заключение г-жа Прибылева, — сообщения Клеточникова и оповещение о них, исходившие от Комитета, служили первоисточником тех взглядов на «Вольное Слово», которые установились в эмигрантской среде еще ранее, чем газета стала выходить в свет.