Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета
Шрифт:
– И что?
– Ужасно! На лице Бекетова веснушки вскрылись прыщами и гнойниками! С чего бы это? Тут я догадался: содомский грех, связанный никак с дурной болезнью. От него можно заразиться, бог знает чем! Я не стал ожидать, когда слухи дойдут до императрицы. Добился аудиенции через Растрелли, императрица только с ним там встречается, и открыл ей глаза.
– Боже!
– Императрица очень брезглива – и к прыщам, и к содомскому греху. Она в ужасе покинула Петергоф, повелев Бекетову не показываться ей на глаза.
– Бедняга!
Граф Петр Иванович всячески потешается, выражая свое торжество:
– Только не подумай, что это у него от моей чудодейственной мази. Если б я что задумал, он бы отдал концы. Это божья кара.
–
– И я выйду с тобой.
3
Летний дворец. Покои императрицы.
Камер-юнкер Иван Шувалов и императрица сидят у ее рабочего стола. Они предаются воспоминаниям об охоте в Сарском селе, куда она, по его совету, пригласила Ломоносова, и кстати: поэт написал «Оду, в которой благодарение от сочинителя приносится за милость, оказанную в Сарском селе, 1750 года».
Шувалов, поднимаясь на ноги:
– Какую радость ощущаю? Куда я ныне восхищен? Небесну пищу я вкушаю, На верх Олимпа вознесен!Императрица смеется:
– Иван, Иванушка… Вот как мне тебя звать? Это имя мне грустно помнить…
– Иван Иванович!
– Кому-то вздумалось свою собачку прозвать Иван Иванович. А тут фрейлины вас невзлюбили за непонятные им ваши достоинства, видите, юноша пригожий ходит все с книгой и на них не обращает внимания. Вообразили, что умный пудель, для всех лишь забавный, это вы. Иван Иванович! И я смеялась, когда мне сказали.
– Можно придумать, как у французов, еще одно имя и еще.
– Аристид!
– Мне нравится, ваше императорское величество!
– Значит, и мне необходимо новое имя, помимо титулов и званий.
– Елисавет.
– Это я в одах Ломоносова.
– Армида.
– Аристид и Армида. Нарочно не придумаешь.
Шувалов продолжает:
– Что ж се? Диане я прекрасной Уже последую в лесах, От коей хитростью напрасной Укрыться хочет зверь в кустах! Уже и купно со денницей Великолепной колесницей В безоблачных странах несусь!– Твоим голосом мне ода еще больше по сердцу. Мне кажется, я слышу твои признания.
– Коль часто долы оживляет Ловящих шум меж наших гор, Когда богиня понуждает Зверей чрез трубный глас из нор! Ей ветры вслед не успевают, Коню бежать не воспящают Ни рвы, ни частых ветвей связь: Крутит главой, звучит браздами И топчет бурными ногами, Прекрасной всадницей гордясь!Императрица поднимается, выходит из-за стола и вся в движении:
– Аристид! Прости мое легкомыслие. Но и тебе нужно остепениться. Камер-юнкер! Будешь вашим сиятельством.
– Графом, как Лесток? Он заслужил, а я ничем.
– Заслужил, да увлекся слишком интригами. Нет, не буду о нем вспоминать.
– А я должен вспомнить о Ломоносове. После оды с благодарением Елисавет он написал стихотворение…
Чертоги светлые, блистание металлов Оставив, на поля спешит Елисавет; Ты следуешь за ней, любезный мой Шувалов, Туда, где ей Цейлон и в севере цветет, Где хитрость мастерства, преодолев природу, Осенним дням дает весны прекрасный вид, И принуждает вверх скакать высоко воду, Хотя ей тягость вниз и жидкость течь велит. Толь многи радости, толь разные утехи Не могут от тебя Парнасских гор закрыть. Тебе приятны коль российских муз успехи, То можно из твоей любви к ним заключить. Ты, будучи в местах, где нежность обитает, Как взглянешь на поля, как взглянешь на плоды, Воспомяни, что мой покоя дух не знает, Воспомяни мое раченье и труды. Меж стен и при огне лишь только обращаюсь; Отрада вся, когда о лете я пишу; О лете я пишу, а им не наслаждаюсь, И радости в одном мечтании ищу. Однако лето мне с весною возвратится, Я оных красотой и в зиму наслаждусь, Когда мой дух твоим приятством ободрится, Которое взнести я на Парнас потщусь.Императрица с улыбкой:
– Меценату прилично быть Его сиятельством.
Шувалов с мольбой в голосе:
– Если я люблю вас, прекрасную женщину и императрицу, выше этого титула нет. И его никто у меня не отнимет. Даже ваше императорское величество.
– Откуда эта гордость у вас, мой друг? Достоинство, благородство, простота. У нас все это в таком чистом виде я не встречала. И откуда ты взялся? Где получил свои познания? Говоришь на трех иностранных языках, а ты даже за границей не был. Где ты учился?
– В гимназии при Академии наук.
– У нас есть такие хорошие гимназии?
– И в кадетских корпусах можно получить приличное образование, если есть склонность.
– А склонность у тебя была. А вот у меня ее не было.
– Это не так. Вы ведь весьма сведущи в управлении светом и государством. Это преимущество высшей знати. А красота – это и есть склонность ко всему прекрасному. Помимо всего, вы умны.
– Я умна?
– Безусловно. Вы разбираетесь в людях.
– Я ленива.
– Это неправда. Без дела вы не бываете. Просто вас на всех и на все не хватает. Поэтому вы делаете только то, что абсолютно необходимо, поступая по склонности.
– Вот я чувствую, что я должна что-то сделать: камер-юнкером ты не можешь оставаться.
– Хорошо. Сделайте Аристида камергером с окладом жалованья по званию.
– И 10000 душ.
– Нет, ни графства, ни душ. Это благодеяния для фаворитов. А я люблю вас.
– И вы мне прощаете мое легкомыслие?
– Любовь моя не зависит от вашей переменчивости.
– Мне надо помолиться. Мы еще встретимся сегодня наедине, если вы согласны: я хочу поблагодарить вас, как влюбленная в вас женщина, Аристид!
– О, да!
– Армида?
– Прекраснейшая из Армид!
Императрица, оставшись одна:
– Когда я влюблена, В душе моей весна! А я в тебя влюбляюсь вновь и вновь, А это уж, наверное, любовь!4
Большой Петергофский дворец. Празднества в связи с завершением строительства. Здесь все важные сановники.