Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета
Шрифт:
– Был инициатором строительства железоделательных заводов, оказавшись при этом владельцем нескольких из них, самых лучших.
– Ясно, себя не забывает.
– Говорят, граф умен, красноречив, лукав, завистлив, уж точно корыстолюбив.
– Широкая душа!
– Когда хитрит, напускает на себя набожный вид, может казаться веселым или печальным, благосклонным или принимать гордый вид, делаться недоступным. Артист!
– И супруга его – под стать ему, статс-дама, близкая императрице с юности.
Мимо
– Иван Иванович!
Граф Петр Иванович благосклонно и вместе с тем свысока, - перед ним стоял его бедный родственник, его кузен, хлопотами Мавры Егоровны определенный в пажи малого двора:
– Ты, братец, и на балу с книгой ходишь. Фрейлины над тобой смеются и пуделя прозвали Иваном Ивановичем.
Иван Шувалов, скромный, пригожий молодой человек, - ему 21 год, - рассмеявшись:
– Делать им нечего.
– А говорят, тебе приглянулась княжна Гагарина.
– Не смейтесь. Княжна мне больше, чем приглянулась. Я люблю ее и хотел бы на ней жениться.
Мавра Егоровна смеется:
– Собрался жениться!
Граф быстро оглядывается и говорит тихо:
– Братец миленький! Ты опоздал. Княжна куда старше тебя. Если мы принимаем участие в тебе, изволь не спешить с женитьбой на первой, кому ты приглянулся.
Мавра Егоровна с милостивой улыбкой:
– Мы еще поговорим.
Иван Шувалов послушно:
– Разумеется, без вашего одобрения мне трудно будет решиться.
Иван Шувалов, весьма обескураженный, уходит в сторону, издали видит Михайло Ломоносова, который заговорил с Франческо Растрелли. У поэта такой вид, будто произносит стихи, какие зазвучали в голове пажа:
Взлети превыше молний, муза, Как Пиндар быстрый твой орел; Гремящих арф ищи союза, И в верх пари скоряе стрел; Сладчайший нектар лей с Назоном; Превысь Парнас высоким тоном; С Гомером как река шуми, И как Орфей с собой веди…Вдруг отворяется высокая дверь и показывается императрица. Она с удивлением смотрит на пажа, который, хотя страшно смутился, поклонился низко весьма галантно. Императрица, рассмеявшись, доверительно сказала:
– Я узнаю эти стихи. Я читала, но не запомнила, как ты. Они очень у него длинные.
Иван Шувалов выпрямился, глядя на императрицу впервые прямо глаза в глаза:
– Ваше императорское величество! Это оды, какие сойдут за поэмы.
– Они тебе по душе.
– О, да!
– А как ты тут оказался?
– Не знаю. Я искал укромное место…
– На балу надо танцевать, а не книгу читать. Теперь я припоминаю, фрейлины о вас судачили, называя, как и пуделя, Иваном Ивановичем.
– Меня зовут Иван Иванович Шувалов, - паж был вынужден представиться.
Императрица слегка нахмурилась:
– Так ты нарочно читал стихи здесь вслух?
– Я видел издали Ломоносова… У него был такой вид, будто читает свои стихи… Я не заметил, как заговорил вслух!
Императрица рассмеялась:
– Значит, без всякого умысла? Честно?
Иван Шувалов поклонился, словно поклялся: умысла не было. И заулыбался:
– Теперь бы так и сделал и впредь буду читать стихи поэта, если они вам по душе.
– Они мне по душе. Но я читаю по несколько строф и мне этого довольно.
– А я начинаю читать и не могу остановиться. Это же он поет гимны вам, богине, и России.
– Хорошо по оде в год. Он разоряет меня. Шучу. Если вы не нарочно, не говорите о нашем разговоре Шуваловым, чтобы они не затянули вас во всякие интриги, как и фрейлины в свои.
– Это я и сам не люблю! – рассмеялся паж и поспешил раскланяться, почувствовав, как волнение захлестывает его всего. Когда он невольно оглянулся, императрицы не было. Никого в длинном коридоре. Может быть, ее и не было?
Когда же Иван Шувалов вышел в большой зал, где гремела музыка, среди танцующих всех ярче неслась императрица Елизавета Петровна, сверкая отделкой светло-лилового платья и бриллиантами, высокого роста, подвижная и легкая, несмотря на крупнотелое сложение, со станом и бюстом Венеры.
– Восхитительная императрица! Богиня, Ломоносов прав!
4
Летний дворец. Продолжение бала, приема или вечера интермедий.
Танцы начинаются на заднем плане, эпизоды на переднем, лишь изредка танцующие пары выходят на первый план. Лучше всего выходит минуэт.
Маски обращают внимание на Михайло Ломоносова и Франческо Растрелли, которые прогуливаются в стороне, оживленно жестикулируя.
– Вполне возможно, на придворный бал оба попали впервые, совершенно не приученные к свету, и были рады встрече.
– Несомненно они были знакомы, поскольку после смерти Бартоломео Растрелли отливкой конной статуи Петра был вынужден заниматься Франческо, по ту пору безработный, поскольку он при Бироне стал обер-архитектором, а новый глава канцелярии по строениям не признал за ним ни звания, ни титула с французским «де».
– По ту пору возвратился из странствий после годов учения в Германии Михайло Ломоносов, он не мог не заинтересоваться отливкой конной статуи Петра и свести знакомство с Франческо Растрелли. Между тем в Академии наук он столкнулся с засильем немцев и после ряда словесных баталий подвергся аресту.