Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета
Шрифт:
Елизавета Петровна со смехом:
– Что, Алексей? Забыл у меня свой парик?
– Треклятый парик, Бог с ним! Своих волос у меня мало…
– У тебя чудесные волосы. Ну, а парик, как и камзол, - это мода, которую нам приходится соблюдать.
– Государыня, новость какая! Ночью Зимний дворец осадили гвардейские полки и арестовали регента…
Цесаревна взволнованно:
– Ну, а дальше что? Кто это сделал?
– Генерал-фельдмаршал Миних.
– Ясно.
– Что же вам, матушка, ясно?
– Миних объявит
– А гвардейцы шли на Зимний, думая о вас.
– Обо мне? Ну, конечно!
– И теперь пребывают в смущении.
– Они не виноваты. Это Миних. Теперь у него вся власть, как у Надир-шаха, то бишь Фридриха II. Поди. Пусть никто ко мне не входит. Мне нужно помолиться.
– Миних – славный полководец?
– Воинственный. Только от его побед пользы для России не было. Поди.
Оставшись одна, садится к зеркалу:
– И он – мне враг, как и Остерман. Небось, заболел и выжидает, что будет. А ведь странно, почему Миних никогда не обращал на меня внимания? Находил легкомысленной? Счастливый в браке, впрочем, он и за другими женщинами не ухаживал. Привлекая их внимание, невольно чуждался всех? И меня?
Цесаревна вскакивает на ноги:
– Вот тут-то он ошибся. Обманул гвардию и себя, видит Бог!
4
Спустя какое-то время. Лесток и цесаревна.
Лесток:
– Сместив Бирона, Миних заболел и тяжко, говорят…
Цесаревна:
– Теперь вся власть, поди, у Остермана… О, хитрый старый лис! Хотел женить племянника на мне, чтоб только сохранить свое влиянье, а умер он, взойти бы мне на трон, а он пошел на услуженье Анне, одной, другой, им выдуманной, верно, каналья, став с тех пор моим врагом.
– Остерман действительно действует как ваш враг… Я могу перечислить его вины… Подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнять его, он изменил присяге; после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил вас, государыня, от престола…
– Дважды, каналья!
– Это он, Остерман, сочинил манифест о назначении принца Иоанна Браунгшвейгского, то есть о возведении на трон Ивана VI…
– А сейчас это он несомненно посоветовал Анне Леопольдовне выдать меня замуж за брата ее мужа Людвига, убогого принца, с обещанием сделать нашей вотчиной Курляндию, а меня герцогиней. Поскольку новый герцог Курляндии Бирон сослан… Какая честь мне после Анны Иоанновны стать герцогиней Курляндской! А ведь Анна обрадовалась искренне, увела меня из зала таинственно и радостно, как общается со своей подругой Менгден, чтобы сообщить новость, прозвучавшую для меня оскорбительно.
– Поэтому вы и ответили так сильно: «Никогда!»
– Сегодня я бы не вышла и за французского короля!
– В самом деле?
– Женщина выходит замуж за корону или мужчину?
– Но вы не можете выйти замуж за вашего камердинера, пусть он мужчина хоть куда.
– Тсс! Есть темы, какие я не обсуждаю со своим доктором.
– Я знаю свое место, хотя ум и опыт расширяют поле моей деятельности, и вы мне доверяете переговоры с иностранными послами.
– Персидский посланник приехал с дарами всем членам царского дома, одну меня обошли подарками… Остерман сделал это с целью унизить меня, - вскипает цесаревна с широкими шагами по всей гостиной.
– Он забывает, кто я, и кто он, забывает, чем он обязан моему отцу, который из писцов сделал его тем, чем он теперь есть, но я никогда не забуду, что получила от Бога, на что имею право по своему происхождению.
– Люблю, когда вы гневаетесь! Величия вам не занимать.
– И гнев моего отца вам был люб, Арман?
– О, нет! Не шутите. Я говорю о том, что ваша обычная веселость и красота даже смущали, точно пояс Венеры не давал вам покоя…
– Пояс цесаревны!
– Да, точно! А теперь все чаще вы исполнены величия. Быть вам императрицей!
– Арман, вы веселы, общительны, только, ради Бога, не болтайте лишнего.
– Это я знаю. В отношении вас я даже Миниха не испугался и отказался присмотреть за вами.
– Вы разумно поступили, Арман. А то бы вам пришлось присматривать и за доктором Лестоком.
– И правда! А сейчас о деле, за которое лекаря колесуют, если я донесу на него. Нолькена отзывают.
– Что это значит?
– В Швеции, очевидно, решили, что его переговоры с вами зашли в тупик.
– Я опасаюсь упрека народа, если ради достижения престола нанесу урон России, от завоеванных отцом земель не отщипну ни пяди. Готова заплатить деньгами, если они действительно окажут мне помощь.
– Это и есть тупик. Следует ли шведам начинать войну, да еще на деньги Франции, если от России не будет уступок?
– Это не повод отзывать посла. Что если шведы получили субсидию от Франции и готовы начать военные действия?
Входит камергер Воронцов, первый среди других камергеров, можно сказать, министр двора ее высочества.
– Вы чем-то взволнованы?
– Ваше высочество! Пришли известия о начале военных действий. Явился неофициально, как говорит, Миних. Как понимаю, тайно.
– Он снова на ногах, но не на коне? И он хочет переговорить со мной тэт-а-тэт?
– Да.
– Остерман его достал. Но игрушкой в руках Миниха, как и Бирона, я не буду.
Лесток, собравшись было выйти, вмешивается в разговор:
– Государыня, вам нужен офицер, за которым пойдут гренадеры.
– Гренадеры пойдут за мной и без офицеров, если я позову их.
– Но дабы позвать, нужен офицер.
– Миних уже сделал свое дело. Послушаем, что он скажет.
Воронцов и Лесток выходят, в дверях приглашая Миниха войти.