Восстание на Боспоре
Шрифт:
Человек может очень многое, если действует с настойчивостью. Лайонак, прибыв в Неаполь, времени не терял. Не однажды встречался с Фарзоем, говорил с Табаной, передал ей подарки от Савмака и Гликерии, использовал свою дружбу с Танаем, сумел направить Пифодора к таврским горцам, где тот разыскал друзей и вручил через них таврским старейшинам богатые дары от двух царей сразу.
До Пантикапея донесся слух, что тавры подняли голову, их отряды спустились с гор и вырезали гарнизон Евпатории. Кто знает, или горцев окрылили успехи скифов и затруднения понтийцев и они решили отомстить Диофанту и херсонесцам за былые поражения, или их подтолкнули
Была поздняя осень, приближалась зима, а понтийцы все еще месили грязь, блуждая по предгорьям. Они строили укрепления, ремонтировали стены полуразрушенной Евпатории и проклинали Скифию и Таврию с их неспокойными народами. Углубляться в горы Диофанту никак не хотелось. Это означало бы оставить в покое Савмака, обнажить Херсонес на соблазн полчищам Фарзоя, которому полководец не очень доверял, а потом увязнуть в погоне за горцами среди хребтов и снежных буранов, от одних воспоминаний о которых понтийцы чувствовали холодную дрожь. И гордый Диофант со своими «несгибаемыми» занимался карательными экспедициями в предгорьях, терял время и наконец принужден был отложить свой поход против Пантикапея до весны. Савмак и его советники расценили это как успех Лайонака.
Савмак деятельно готовил свои нестройные рати к неизбежной войне, мечтал с друзьями о расширении посевов пшеницы в грядущую весну, делился с Гликерией замыслами о несокрушимом военном союзе с Фарзоем.
После предвесенних метелей пришло тепло. Приближалась и годовщина существования рабского государства. Начался сев, с помощью воинов и горожан. Все царские земли оказались под пшеницей. Число свободных сеятелей небывало возросло. Каждый хотел иметь свое поле, вырастить свой хлеб. Ремесленники, торговцы наряду с обездоленными ранее пелатами получали делянки и засевали их с великой тщательностью. Сеятели рассчитывали обеспечить себя и семью пропитанием в тяжелую годину, приближение которой ощущали все. Многие историки отмечают, что после рабского восстания огромная масса городского населения Боспора «окрестьянилась», стала сама пахать и сеять, о чем свидетельствует большое количество зерновых ям, найденных при раскопках Пантикапея и других поселений, обилие крестьянских орудий труда, относящихся к этому периоду.
2
Стоило пронестись известию, что Диофант вышел с флотом из Херсонеса, как бывшие невольники на Боспоре сразу забросили свои дела и схватились за оружие. С невиданными страстью и решительностью стали готовиться к встрече незваных гостей.
Даже закованные в цепи преступники, что отбывали наказание в мастерских, просились в строй, желая участвовать в войне.
– О великий царь! – кричали они, гремя кандалами, при виде озабоченного Савмака, часто посещавшего кузницы и оружейные мастерские. – Не забудь о нас, дай нам оружие, мы хотим разить врагов наших!.. Мы кровью искупим свою вину перед тобой!.. Смилуйся!..
Получив копье и свободу, они торопливо бежали в бани, мылись, добывали кое-какую одежду и превращались в воинов.
А весна стояла зеленая, кудрявая. Сады отцвели, как никогда, богато. Зеленели нескончаемые поля, теплые дожди сменялись солнечными, паркими днями. К Савмаку пришли жрецы и объявили, что верхние боги милостивы к нему.
– Все откровения свыше говорят о хорошем урожае, об изобилии плодов в этом году. Благоволят к тебе боги, государь, признали они тебя!
– Но
И с лицемерными вздохами сообщали, что странный подземный гул слышен ночами в храмах, а у жертвенного барана печень оказалась с левой стороны.
Савмак выслушивал жрецов внимательно, делал посвящения богам, приносил жертвы, но в душе чувствовал неприязнь к служителям греческих храмов, видя в их глазах скрытую ложь. Их предсказаниям не верил. Зато Гликерия трепетала, вслушиваясь в зловещие намеки жрецов.
– Ничего, – со смехом успокаивал ее Савмак, – если бы боги хотели нас погубить, они вполне могли бы сделать это в ночь восстания. А то, что печень у жертвенного барана оказалась слева, пусть не тревожит тебя. Говорят, перед восстанием все жертвенные гадания предсказывали Перисаду долгую жизнь и счастливое царствование. А он в одну ночь потерял не только свое царство, но и голову!
Однако в народе ходили слухи, что где-то кобыла ожеребилась вороном. А гадатели по зеркалам определили, что отражения в зеркалах приняли красный оттенок. Настроение тревоги и ожидания страшных бедствий охватило горожан.
Савмак оказался слишком прост для опытного в военной хитрости Диофанта. Он поверил беглому фанагорийскому рабу, который переправился через пролив на плоту из двух бревен и сообщил, что Карзоаз хочет высадить свои войска в Парфении. Диофант же, по словам беглеца, нанесет первый удар с моря по Нимфею. Раб был изранен и худ, страшно зарос бородою. Он клялся, что подслушал разговор господ и из их уст получил эти сведения. Большего он сказать не мог, так как был якобы схвачен стражей, пытаем, но сумел ночью порвать узы и бежать в лагерь свободы.
Таким образом, беглый раб подтвердил ранее полученные сведения о намерении врага и его планах.
К Нимфею немедленно подтянули сотни молодых сатавков Пастуха. Побережье заняли сильнейшими отрядами с Атамазом во главе. Все воины последнего были в защитных доспехах, умели обращаться с крутильными и рычажными камнеметами. Многие отлично стреляли из тугих луков.
Но Диофант внезапно начал высадку в Феодосии. Его войска брели по воде к берегу, прикрываемые непрерывным дождем каменных глыб, свинцовых ядер и огромных, как копье, стрел из катапульт, установленных на палубах многочисленных кораблей, в том числе и херсонесских.
Феодосийские рабы не сдали бы города сразу, они были сплочены и послали за помощью к Савмаку. Но в результате предательства кучки рабов, подкупленных зажиточными горожанами, гонцы были перехвачены, ворота города открыты. Панцирная тяжелая пехота ворвалась в город, круша все на своем пути, подобно стальному тарану. Рабы с топорами и выкованными клевцами, что пробивали латы и шлемы, обрушились на них из боковых улиц, погибли во множестве, но сумели положить всех воинов передового, ударного отряда Диофанта, залив кровью каменные мостовые.
Немногие из воинов-рабов спаслись из феодосийской мясорубки. Они рассказывали, как им в тыл ударили вооруженные эллины-горожане. Зажатые с двух сторон, рабы смешались. Их окружили и стали забрасывать горящими амфорами с земляным маслом, камнями и расстреливать в упор из невиданного оружия, именуемого «гастрафетами». Один такой гастрафет доставили Савмаку. Чтобы натянуть крепчайшую тетиву из бычьих жил этого самострела, царь должен был навалиться на приклад его животом, уперев передний конец в землю.