Восстание Персеполиса
Шрифт:
– И пожалуйста, сделайте объявление до конца дня, - сказал он.
– Я оставляю формулировку сообщения вам, если в нее будут включены все детали, которые я изложил. Хорошего дня, Госпожа Президент.
Он вышел из комнаты, где Фиск осталась сидеть в потрясении. Оверстрит легко шагал позади него.
– Разрешите, сэр?
– спросил Оверстрит, его голос был сдержанным и формальным. Почти с дистанцией.
Сингх почувствовал укол досады. Ему надо было назвать Оверстрита по имени. Но он забыл его, и сейчас уже поздно было исправлять свои привычки. Ему надо быть более внимательным к таким вещам.
– Говорите, Майор.
–
– Только если придется.
– ответил Сингх.
Оверстрит ответил не сразу, а когда ответил, в его голосе не было эмоций.
– Принято, - сказал он.
Глава двадцать пятая
Холден
Холден поерзал на койке. Если лежать на боку, одну руку засунув под голову вместо подушки и прижав к ней ухо, тогда другой рукой получалось прикрыть второе ухо, развернутое к верхней койке. Что почти заглушало храп Алекса. Правда, спустя некоторое время от лежания в такой позе начинало ныть плечо, и не успевал он заснуть, как рука сваливалась с головы. Можно было бы поискать беруши, но для этого пришлось бы вставать с постели. А поскольку он пребывал в полудреме, то вставать и искать что-либо было проблематично. В любом случае, на других койках никто, казалось, особо не страдал. А еще он был уверен – ну, почти уверен, - стоит ему проснуться настолько, чтобы решить эту проблему, и второй раз заснуть уже не удастся. От признания, что возраст и волнения превратили его страдающего бессонницей человека, смутно веяло чем-то постыдным, хотя, по зрелом размышлении, вряд ли это действительно так. Годы жизни с этим экипажем сформировали свои нормы и привычки, которые теперь, под влиянием новых обстоятельств жестоко рушились, и это было странно.
Кларисса издала неприятный звук, что-то среднее между всхлипом и рычанием, на койке напротив зашевелилась Наоми. В приглушенном оранжевом свете дежурных огней он различал изгиб ее плеча и облако волос, рассыпавшихся по подушке.
А значит, глаза его открыты.
А значит, он не спит.
Он попробовал снова зажмуриться и провалиться в сон, но Алекс над ним раскашлялся, и Холден поменял положение руки. Пальцы тут же закололо мелкими иголками. Последние лохмотья сна и забвения окончательно истончились и испарились из мозга. Как можно тише он перекатился к краю кушетки, спустил ноги на палубу и выскользнул за дверь, оставив остальных отдыхать.
Паутина неконтролируемого пространства, которую Саба и его люди вырезали из плоти станции, была сплетена теснее, чем совместная жизнь на любом корабле, на котором доводилось летать Холдену. Поддержание энергии на минимальном уровне, чтобы избежать обнаружения, означало спертый воздух и нормирование воды. Повсюду его сопровождало бормотание голосов на музыкальном астерском жаргоне, словно гул рециркуляторов воздуха. Холден пробрался к гальюну - аварийной врезке в систему переработки с сиденьем, размером под пятилетнего ребенка. Пришлось подождать, пока женщина, что уже находилась там, закончит. К тому времени, когда он вернулся в общий зал, он окончательно проснулся, был голоден и немного зол.
Навстречу ему по коридору неторопливо вышагивала Наоми. Ее майка была измята и с пятнами пота со сна. Верхняя часть расстегнутого комбинезона сбилась на бедрах олицетворением худшей сумятицы человечества. Лицо ее и волосы несли на себе отпечатки подушки.
Она была прекрасна. Все вокруг становилось лучше, чем было до ее появления.
– Ты встал, - сказала она.
– Да.
– Я тоже.
– Паршиво, да?
– Да уж, - сказала она, затем махнула ему отойти. Он уступил ей дорогу.
– Хочешь рискнуть позавтракать, раз так?
– спросила она, проходя мимо.
Холден позволил вопросу задержаться в груди, пока не остался в коридоре один. В потайных галереях подполья они были в безопасности, ведь за ними никто не наблюдал. Контролируемая лаконианцами станция была опасна, но все же это была действующая станция. Свежий воздух, хорошая пища, плюс, насколько знал Холден, в долбаный список службы безопасности они пока еще не попали.
И, бывая там, можно узнать то, чего никогда не узнаешь, отсиживаясь в безопасности.
Когда Наоми вышла, он взял ее под руку, словно на официальном приеме, и они прошествовали вместе к одному из люков безопасности, а оттуда перешли на станцию Медина. Точки перехода всегда были самыми рискованными. Переместиться из недоступных мониторам мест в общие отсеки так, чтобы это не выглядело появлением из ниоткуда, означало, что проходить их следовало в определенные моменты и строго в тех участках, где наблюдение велось урывками, или же использовать в качестве подсобных входов душевые, раздевалки и туалеты, где уединенность обеспечивала прикрытие.
Добраться до открытых секций станции - все равно что попасть из одной угнетающей среды в другую. Залы здесь были светлые и просторные, воздух свежий, разве что немного холодноватый. Экраны и мониторы крутили местные, одобренные Лаконией новости: пропаганда стабильности и безопасности станции вперемешку с разнообразной поп-культурой, вскормленной за пределами Медленной Зоны и каким-то образом просочившейся сквозь их цензуру. Под видом беженцев Холден с Наоми прошли в торговый комплекс, стараясь не моргать под слишком ярким светом.
Они были не одни. Экипажи других кораблей и жители станции провожали их одинаково ошеломленными взглядами, хотя степень удивления различалась. Люди все еще клянчили себе каюты или каморки по внутренней поверхности купола. Доки по-прежнему были закрыты, и не похоже, что в ближайшее время это изменится. Обычные ручные терминалы блокировали отправку сообщений с Медины и не позволяли сохранять любую информацию, которая не была загружена и проверена местными службами. Возникало ощущение, что оставаться в подполье у Сабы, почти как похоронить себя заживо. И возникало ощущение, что держаться в стороне от этого и похоронить себя заживо не такая уж плохая штука. Укромно, по крайней мере.
Они зашли в кафе двумя уровнями ниже, на открытой площадке внутренней части барабана. Ему принесли грушу на редкость паршивого кофе, пережаренного, чтобы за гарью спрятать вкус дерьмовых бобов, и забеленного искусственным заменителем сливок, а Наоми заказала себе чай и кукурузный кекс, который они поделили между собой. Столик они выбрали как можно дальше от общего коридора, но с хорошим обзором на проходящий мимо пешеходный поток. Двое мужчин, курящих трубки, очень похожие на керамические. Группа школьников в одинаковой серо-зеленой форме. Уличный музыкант с марионеткой, развлекавшие прохожих своими кривляньями. Обычная станция, как любая другая в освоенном человеком пространстве. И пока они глядели по сторонам, они разговаривали лишь на нейтральные темы, на случай, если кто-то подслушает.