Восстание
Шрифт:
Советская военная комендатура располагалась в пригороде на вилле, владелец которой сбежал на запад, хотя особых причин для этого у него не было: он производил такую продукцию, которая через Швейцарию уже в годы войны переправлялась в Америку, оттуда, видоизмененная, через Турцию возвращалась обратно. Возможно, хозяин опасался, что его делишки всплывут и вызовут у людей гнев. Спасаясь от этого, он и бежал.
Остановившись перед комендатурой, Ентц и Хиндемит вылезли из машины. Здание снаружи понравилось им. К особняку вела широкая дорожка,
Ждать долго не пришлось, очень скоро в комнату вошел советский офицер. Быстрыми шагами он направился к Ентцу, но неожиданно остановился, словно раздумывая, подавать ему руку или нет.
Офицер сделал едва заметное движение рукой, и оба солдата мгновенно вышли из комнаты.
— Слушаю вас, — по-немецки произнес офицер.
Откашлявшись, Ентц начал говорить:
— Группа антифашистов захватила в свои руки власть в городе Вальденберге, находящемся в никем не занятой части Германии. Мы вооружили рабочих. В городе наведен порядок, как это и должно быть, однако…
— Что однако?
Ентц почувствовал на себе внимательный и несколько недоверчивый взгляд русского офицера и замолчал, не находя нужных слов.
— Несмотря на поражение, немецкий народ живет. Нам нужны толковые советы и, разумеется, поддержка. С этой целью мы к вам и приехали, — видя растерянность Ентца, выпалил Хиндемит.
Собравшись с мыслями, снова заговорил Ентц. Теперь он говорил гораздо быстрее, словно боялся, что его могут перебить.
По лицу русского было видно, что он понимает далеко не все из слов говорящего.
— Раубольд арестовал всех фашистов в городе… Вешать их или нет? В лесах еще бродят отдельные недобитые гитлеровские части… Они вооружены, ведут себя как настоящие бандиты… Если бы вы выступили против них! Мы еще слабы, чтобы бороться с ними… Наш руководитель — коммунист, его здоровье внушает нам тревогу. Ему нужна квалифицированная медицинская помощь… Помогите нам!
— Подождите, — спокойно сказал офицер и вышел из комнаты.
Ентц вытер пот, выступивший у него на лбу. Сердце его билось часто-часто. Он был очень взволнован, но не хотел этого показать.
— А встреча нам оказана не как товарищам, — мельком заметил Хиндемит.
«Что понимает во взаимоотношениях между людьми этот Хиндемит? Ничего. К коммунистам он пришел не по убеждениям, а повинуясь своему подсознательному чувству. Разве можно, руководствуясь одними чувствами, правильно поступать? Можно. Хиндемит тому наглядный пример. Правда, он ничего не знает ни о наших планах, ни о наших заботах. Он говорит много, но не отдает себе полного отчета в своих словах. Я никогда еще не разговаривал с советскими товарищами, следовательно, нечего и ждать от них, чтобы они встретили нас с распростертыми объятиями», — думал Ентц.
— Ты ничего не знаешь, Хиндемит.
Каменщик Мартин Грегор сидел в кабинете Ентца и скучал. Сначала он попробовал заговорить с секретаршей Ентца Эрной Эмрих, но разговора не получилось, поскольку они не нашли общей темы.
— Товарищ Ентц зря пустил вас в свой кабинет. Откуда он знает, как вы тут себя вести будете? — недовольным тоном сказала Эрна. — А то начнете тут молиться, как ваша жена, вместо того чтобы помогать мне.
— Я никогда не молюсь.
— Докажи.
— Доказать мне нечем, но я не молюсь. Может, молиться и неплохо, когда знаешь умные молитвы.
— Подсказать тебе одну?
— Представляю, что это за молитва!
Мартин взял со стола пачку листовок, которые так и лежали нетронутыми с тех пор, как их принес Хан. Мартин вытащил первую попавшуюся листовку и начал читать. Прочитав, пробормотал:
— До меня здесь никому нет никакого дела. Тогда зачем я тут сижу? Если мне не прикажут мостить улицу, я почувствую себя скверно.
— Тогда мости улицу листовками! — воскликнула Эрна. — Иди на улицу и каждому встречному-поперечному всовывай в руки по листовке. Тогда, по крайней мере, нам не нужно будет их расклеивать…
— А чем вы их можете расклеивать, если нигде нет ни капли клея?
— Хайнике будет выступать с речью на рыночной площади. Кто-то должен это сделать, так пусть люди знают, что именно мы хотим!
Сначала Грегор прошелся по зданию ратуши и раздал листовки вооруженным антифашистам, которые находились здесь в ожидании очередного приказа. Затем, взяв большую кипу листовок, он пошел на улицу. Очень скоро ему стало ясно, что он захватил с собой слишком мало листовок, так как желающих получить их было много.
— Читайте вместе — да разберитесь, что к чему! — говорил он каждому.
По пути к рыночной площади он наталкивался на людей, собравшихся группами. Все живо обсуждали текст листовки, и не чувствовалось, чтобы им что-нибудь было непонятно. Интересовались они и тем, что им скажет Георг Хайнике, которого некоторые из них уже считали чуть ли не умершим.
Скоро людей на улице стало столько, что тротуары оказались тесными для них.
Несколько человек из отряда Раубольда сооружали возле фонтана нечто похожее на трибуну.
Один из них зашел в ближайший дом и попросил у хозяев на время стол для оратора.
— А что, ваш оратор без стола и говорить не может?!
— Он-то может, но мы хотим поставить его на стол, чтобы всем его видно было.
Через несколько минут они принесли на площадь пять столов: четыре сдвинули вместе, а пятый поставили на них. Один из мужчин влез на эту импровизированную трибуну. Площадь с нее была видна как на ладони, только само сооружение оказалось недостаточно устойчивым. Пришлось поддерживать столы руками.