Восточный конвой
Шрифт:
— Но вряд ли политические потрясения могут развернуться в Технеции с ее монолитностью граждан, единством мировоззрения…
— Э, достойный друг, на самом деле все обстоит не так уж гладко. И монолитность общества, и единство и аксиоматичность мировоззрения не приходят сразу, с ними не рождаются, они должны войти в инстинкт, в кровь, не знаю во что еще. Так или иначе, пока все эти процессы еще обратимы — или, во всяком случае, есть немало технетов, полагающих, что можно еще повернуть назад, к людям… До тех пор, пока мы удачно сводим концы с концами, они не добьются ничего серьезного, и всякая попытка изменить ход вещей будет подавлена. Но если уровень жизни начнет понижаться, как вода в ванной, когда вынимают пробку, — никто не сможет поручиться за последствия. И вот мы — наша служба, один из столпов государства, — должны обеспечить сохранение существующего положения на границе.
— Полагаю, вы не думаете воевать с восточным соседом для того, чтобы они облегчили пограничный режим?
— Это не пришло бы в голову даже сумасшедшему.
— Согласен. Но не понимаю, зачем вообще вам этот самый Милов. Чем он сможет помочь в решении ваших неурядиц?
— Этот самый Милов тем не менее является едва ли не единственным, кто может оказать нам известную помощь. Нет, я не стану утверждать, что он — лучший в мире для этой цели. Однако он — наилучший из тех, кто нам доступен. С кем мы можем войти в контакт, причем занимая сильную позицию.
— Что же конкретно он может сделать для вас?
8
(102 часа до)
Собеседник Милова помолчал, как бы колеблясь.
— На эту тему я могу разговаривать только с ним. После того, как вы его найдете.
— Я найду его.
— Это — обещание?
— Найду. Но, как я уже сказал, — только в том случае, если вы прежде раскроете этот секрет мне. Вы ведь понимаете, что риска для вас нет никакого. Я — целиком в вашей власти.
— Это, конечно, не вызывает сомнений. И все же… Ну хорошо. Но вы должны понять: настаивая на моей откровенности, вы тем самым определяете свою судьбу — в случае каких-либо осложнений.
— Вы имеете в виду — если я нарушу обещание? Кстати, а действительно, в случае если мы все же не договоримся — что будет со мной?
Клеврец подкупающе-весело улыбнулся:
— Что с вами будет? Ничего. Ровным счетом ничего.
— Приятно слышать.
— Обождите, вы еще не дослушали до конца. С вами не будет ничего, потому что ничто не может произойти с тем, кого нет.
— То есть?..
— Вас просто-напросто нет. Вы не существуете. В настоящее время я нахожусь в своей лаборатории в полном одиночестве и всего лишь разговариваю сам с собой вслух — у меня есть такая привычка. Возможно, у меня возникают время от времени визуальные и акустические галлюцинации, и мне может показаться, что я беседую с кем-то. На самом деле здесь нет никого, кроме меня. Да и откуда кому-либо взяться? Да, произошла авария в воздухе; но все до единого люди, находившиеся на борту самолета, спаслись. Вы меня понимаете, глубокоуважаемый?
— Слишком хорошо.
— В таком случае вам остается лишь подтвердить желание услышать то, что я должен сказать господину Милову — или отказаться от этого вашего желания.
— Продолжаю на нем настаивать.
— Прелестно. Тогда слушайте. К названному господину у нас будут две просьбы.
— Не так уж и много.
— Да, совершенная безделица. Во-первых: полагаю, что вам известно, что все находившиеся на борту самолета и спасшиеся после его взрыва были почти сразу же обнаружены нашей поисковой службой.
Однако по пути в… медицинское учреждение — согласитесь, что люди, перенесшие подобные потрясения, нуждаются в определенном врачебном обследовании и помощи — они, применив силу, освободились от сопровождения и исчезли. У нас есть все основания полагать, что летевший вместе с ними господин Милов хорошо знает, куда они должны были направиться и зачем; ему, вне сомнений, известно, где они сейчас располагаются — с точностью если не до десятка метров, то, во всяком случае, с ошибкой не более километра. И мы очень хотели бы, чтобы он поделился этими сведениями с нами. Как вы понимаете, — говоривший ухмыльнулся, — нас волнует исключительно здоровье и безопасность этих людей. Я растолковал ясно?
Ага. Значит, предварительное условие — сдать команду. Пока она не схвачена, они не чувствуют себя уютно — полагают, что эти люди могут им помешать в чем-то. Следовательно, у них намечается какое-то немаловажное действие. Запомним это и пойдем дальше.
— Могу лишь поблагодарить вас за полную ясность изложения. Ну, а второе задание?
— Вторая просьба, вы хотели сказать? С ней дело обстоит несколько сложнее, однако выполнить ее — целиком в пределах возможностей господина Милова. Как мы с вами уже говорили, транзит через восточную границу в настоящее время весьма затруднен. Особенно, когда речь идет о грузах, которые нельзя спрятать ни в кармане, ни в двойном дне…
Так. Вот тут, кажется, мы подходим вплотную к интересным вещам.
— Понимаю.
— Мало того, грузы эти нуждаются в специальных транспортных средствах, и потому их трудно протащить лесными тропами, они должны следовать по нормальной дороге. Однако на нормальных дорогах на границе стоят и нормальные посты, нормальные таможенные пункты…
— Могу лишь подтвердить это. Но мне не совсем понятно другое…
— Что же именно?
— То, что вы собираетесь транспортировать такие грузы на восток, а не в противоположном направлении.
— Ну, это относится уже к области коммерческих тайн, раскрывать которые я не уполномочен, — вернее, не был бы уполномочен в случае, если бы они были мне известны, но это не моя компетенция. Мне — да и вам тоже — вполне довольно знать, что именно этим грузам надлежит быть переправленными именно через эту границу.
— Пусть так. Но я достаточно хорошо знаю Ми-лова, чтобы заверить вас в том, что он не волшебник. И не имеет в своем арсенале средств, позволяющих делать невидимыми крупногабаритные, судя по вашим словам, грузы.