Восточный конвой
Шрифт:
Нет, это был точно Клеврец; внешность, разумеется, скопировать можно было бы без особых затруднений, изготовляя двойника-технета, но манеру разговора и привычку нагловато ухмыляться во время разговора повторить было, пожалуй, нельзя. «Нет, не копия — тут подлинник, — думал Милов, пока медленно капали отведенные ему секунды. — Но в таком случае — это ведь значит, что…»
Одна. Две. Три секунды проскользнули. Он не успел сформулировать возникшую было мысль.
— Ответа не последовало, — констатировал Клеврец, как бы даже довольный этим фактом. — Один — ноль не в вашу пользу. Пока. Вопрос второй: вы технет?
«Ответить „да“? Тогда на первый надо было отвечать „нет“, а не молчать. Да, прижали они меня крепенько. Однако последуем за интуицией — не может же она просто так угробить меня… Не верю, что он не узнал меня. И если не показывает этого — значит, таковы правила игры. Ладно, будем играть по его правилам…»
— Ответа нет. Ноль — два. Или, ноль — тридцать, если вы предпочитаете теннисную систему счета. Вы ведь играете в теннис? Нет, этот вопрос не засчитывается, он вызван простым житейским любопытством. А вы и так ухе использовали треть своих возможностей. Теперь вопрос по делу: вы были в последние сутки близки с особой противоположного пола?
«Допустим, я отвечу „да“. Но если технетам этого не полагается без какого-нибудь специального разрешения — или вообще не полагается, эмоций у них ведь нет по определению — черт его знает… Бывший коллега мог бы и прояснить игру хоть немножко».
Сослуживец зафиксировал «три — ноль» в свою пользу, а Милову в эти секунды представилась вдруг особа противоположного пола. Та самая, что загнала его в ловушку — или сама была ловушкой. Мышеловкой. Но до чего привлекательной мышеловкой! Он и не думал, что в его достаточно зрелом возрасте можно еще испытывать такое молодое переживание… Возникло вдруг ощущение теплоты ее тела, едва уловимое сперва, а потом глубокое и сильное дуновение ее дыхания, запах волос, выражение глаз… Только то, что было в Текнисе, в ее каморке; а вторая встреча — в Круге — почему-то не вспоминалась, хотя наверняка она была куда важнее первой.
— Вопрос четвертый: когда вы последний раз проходили превенцию?
Вот тут, кажется, надо что-то ответить. Пусть нелепицу, пусть наугад. Почему-то возникла такая уверенность: надо ответить. Иначе я проиграю всухую, даже без борьбы. Нужно хоть за что-то зацепиться, навести туману… И, в конце концов, обозначить свою позицию в этой игре. Иногда приходится ведь и помогать сопернику — ради конечного результата.
— Три месяца тому назад.
— О, наконец-то заговорил великий немой! От души поздравляю вас и себя — теперь я хоть услышал ваш голос, достаточно приятный, надо сказать. Наверное, вы поете — в узком кругу, только для своих. Что же, хорошо, что взялись за ум. Хотя раньше было бы лучше. Но ответ оценивается лишь в четыре десятых, так что придется уточнять. Где вы проходили превенцию?
— В пункте моего района.
— Каков ваш район? Его номер?
— Восемьсот двадцать четыре.
— Как давно вы живете в этом районе? А черт его душу знает…
— Одиннадцать лет.
— В каком районе жили раньше?
— В… двести девятнадцатом.
— Вы ремонтник?
— Нет.
— Последние пять вопросов — уточняющие, так что в общий счет они не идут. Пока вам задано четыре основных вопроса. Из них три остались без ответа, четвертый же после уточнения признан лживым. Вы не проходили превенции. Если вы технет — значит, уклонились от нее, что является преступлением. Если человек — вам и не надо было ее проходить. Если бы вы прошли ее, то не помнили бы номер своего предыдущего района. Зато знали бы, что технеты вашего уровня весь период своего функционирования живут в одном и том же районе. Всю жизнь — как сказали бы мы, если бы речь шла о людях. И, наконец, двести девятнадцатый ~ это район ремонтников, там живут именно они, и никто другой. Так-то вот… Но дальше, дальше. Ваш любимый цвет?
— Э-э… Синий.
— Ответ фиксируется. Вопрос: играете в футбол?
— Нет.
— Фиксируется. Любите детей?
— Не понял вопроса.
— Браво, браво, вы делаете успехи. У вас чувствуются большие способности — а может быть, и неплохая школа. Нет, положительно, чем дальше — тем больше вы мне нравитесь. Итак, вопрос отводится. Следующий: употребляете наркотические вещества?
— Нет.
— Алкоголь?
— Нет.
5
(105 часов до)
— Ну что же, подведем итоги. Было задано восемь вопросов, и у меня еще четыре в запасе — но к чему? Вы и не заметили, должно быть, что давно уже проиграли. Три умолчания, три лживых ответа — более, чем достаточно. Просите объяснений? С удовольствием. Синий — любимый цвет; ложь. Причем как будто бы недоказуемая — но только на первый взгляд. С таким же успехом — или, вернее, неуспехом — вы могли бы назвать зеленый, оранжевый, серо-буро-малиновый в крапинку… Любой ответ был бы против вас: у технетов нет любимых цветов; у нас вообще нет ничего любимого, мы не эмоционалы, мы технеты. Футбол — тут вы сказали правду. Хотя и противоположный ответ был бы уместен: мы иногда играем между собой — не только потому, что наследие людей изживается с трудом, но и для того, чтобы определять уровень реакций каждого технета — это своего рода тест Службы исправности… Далее: наркотики — чистая правда. А вот алкоголь — ложь. Я ведь сказал вам, что эти два отрицания прозвучали очень по-разному; это не мое впечатление, это показания приборов. Но не станем углубляться в технологию. Вот вам и вся арифметика. Мало того, что вы проиграли: вы к тому же дали понять, что вы не технет, а человек. Так что теперь я освобожу вас от всей той паутины, в которой вы запутались, — я имею в виду мой датчики, — и будем считать, что сеанс окончен. Сеанс одновременной игры.
Он принялся быстро и умело снимать датчики и отключать провода. Милов сидел неподвижно. Он провел языком по пересохшим губам.
— У вас тут есть что-нибудь попить?
— Пересохло во рту? — в голосе Клевреца вдруг прозвучало как бы неподдельное участие. Он открыл один из шкафчиков у стены — это оказался холодильник, — достал бутылочку. — «Фанта» вас устроит?
Видимо, удивление Милова выразилось в его глазах: бывший сослуживец засмеялся.
— Старинное изречение можно было бы перефразировать так: «Я не человек, но ничто человеческое мне порой не чуждо», — сказал он. — Что делать, мы слишком долго существовали в тесном общении с людьми и даже, признаюсь, в чем-то завидовали им, хотя зависть — чувство, а чувства, как вам уже известно, нам не свойственны. Но ведь и чувствам можно подражать — и не без успеха… Так что, кстати говоря, вы напрасно испугались вопроса о другом поле. Ну, пейте смело: в эту жидкость ничего не подмешано.
Милов не без удовольствия осушил бутылочку.
— Еще? Не стесняйтесь, вы меня не разорите, и Службу тоже.
— Благодарю, достаточно.
— На здоровье. Надеюсь, что оно вам еще понадобится. Но я ощущаю, что у вас возникли по этому поводу сомнения или, по крайней мере, вопросы. Не стесняйтесь задать их.
— Благодарю. Что теперь со мной будет?
— Как вы сами понимаете, вы честно заработали бы списание на протоплазму, если бы действительно оказались технетом. Но вы — человек, и для меня это стало ясно в тот миг, когда я увидел ваш несменяемый номер; он сделан довольно умело, но не для профессионала. Все же это кустарщина. Кололи сами?
Ну что же: Клеврец всегда отличался хорошим чутьем…
— А если бы и так?
— У нас его не колют, а наносят лазерной иглой. И конфигурация цифр у нас стандартна и заметно отличается от вашей. Конечно, самому на себе, да еще без специального оборудования мудрено сделать лучше, чем получилось у вас. Однако сейчас это не имеет принципиального значения. Поскольку вы человек, протоплазма вам не угрожает. Но — это ведь не единственный возможный способ завершить свое бренное существование. Так.что на эту минуту все еще зависит от вас самого.