Восток. Запад. Цивилизация
Шрифт:
Не слышать.
Не знать.
– Имена, - за спиной Эвы развернулись черные крылья ворона. – Назови имена.
– И зачем мне?
– Не знаю. Ты об этом заговорила, значит, надо.
– Надо. Наверное, - она больше не плакала, фарфоровая девочка-кукла с неестественно огромными глазами. – Но назову… кого знаю… только… небось, сгорело все. В доме. Когда уходить велели, то сказали, бумаги не трогать. Мол, от них и так ничегошеньки не останется. Но… она была осторожной тварью, эта стерва. И опытной. Хранила все… не только там хранила. В банк пойдешь. Я скажу… там надо нумер. И слово. И ключ… ключ в другом
Она тихо хихикнула.
– Вот весело-то будет… она писала, кому платила. И приютским, и… из работных. И констеблям, и…
– Суд эти документы не примет.
– А ты и вправду в суд пойдешь, тот, кто меняет обличье? Мне в детстве нянюшка рассказывала сказку о вороне, который оборачивался человеком. Или о человеке, что становился вороном? Он прилетел к разбойникам, укравшим прекрасную принцессу, и всех заклевал. Никакого суда…
Эва хотела было обернуться, но не смогла.
– Сделаешь?
– Все, что смогу.
– Хорошо… из чистых домов они редко кого берут. Все же опасно. Расследование. И детей ищут. Многие к магам идут. И ладно, если сразу, но ведь не успокаиваются. Есть такие… одного раза почти к самому убежищу пришли… потом, позже… искали тоже… нет, с чистыми домами одни проблемы. Так что только по особому заказу. За особые деньги.
Эва закусила губу.
Она… она могла бы уйти сейчас. Наверное. И не слышать. Вернуться в гостиную. К чаю. К разговорам… даже о лентах и шляпках, пускай себе. В конце концов, может, остальные потому о шляпках и говорят, чтобы не вот о таком… другом?
А она стоит.
Слушает.
– Ты знаешь имя того, кто заказал тебя?
– Он уже умер, - с сожалением произнесла Кэти. – А другие… их слишком много. Всех не заклюешь, человек-ворон.
– Я не человек.
– Но ворон. А остальное… так ли важно. Тебя ведь эти интересуют, в масках? Правильно. Это обидно, когда кто-то крадет твое обличье. Они решили, что вороньи лица – это забавно. Один так и сказал, мол, символ мудрости… бога какого-то… я не поняла. Я не знаю имен, если ты на это надеешься. Матушка, может, она чего и ведала, а я… не успела. Решила, что сумею войти в дело. Что покажу себя, они и примут… им-то, поди, плевать, кто грязную работу делает. А я чем матушки хуже?
– Ты лучше, - сказала Эва. – Ты… ты не такая, как они?
– Думаешь? – Кэти покачала головой. – Я именно что такая. Нет, красть не крала. Не успела просто. Не было заказов. А вот девок сманивала. И покупала. И… сводней тоже работала. Травила, если совсем дура и иначе не понимает. Тебя вот продала.
– Ты… ты не сама. Тебя такой сделали.
– А её? Думаешь, у Мамашки другая история? Она-то не говорила, конечно, только думаю, что мало от моей отличная. Мы… вы все там дерьмо.
– Это надо остановить!
– А сумеешь?! – она вновь стала собой, взрослой. И даже шрамы на щеке появились один за другим. – Кто ты? Маленькая глупая девочка, которой однажды повезло спастись. Что ты можешь сделать? Или другие не пытались? До тебя? Был один, захаживал… не ко мне, нет… светлый такой мальчишечка, даром, что за душой ни гроша. Уговаривал Фаньку бежать. Клялся, что женится, что увезет на Запад… и что? Она почти уже согласилась, когда его с пробитою головой нашли. Или вот жрец, из новых, взялся проповедовать… такой вот, прям слушаешь и душа болеть начинает. Тоже
– А мне можно?
– Тебе? Откудова ж мне знать, чего тебе можно, а чего нет? У тебя крылья, да выдержит ли их небо? У тебя перья, но сохранят ли от пуль?
– Я сохраню, - сказала Эва.
И усомнилась.
Вправду, получится ли у нее… что она может? Ничего. Но Кэти принимает этот ответ.
– Хорошо. Знаю я и вправду немного. Но что знаю, скажу.
– Как ты умерла?
– Быстро. И… это хорошо. Это мне повезло.
Сомнительное везение.
– Да что ты понимаешь, девочка. Будь у них время, то и на меня нашелся бы охотник. Или вон алтарь.
– Какой?
– Там, внизу. В подвалах. Я туда прежде не спускалась. Только матушка. Не одна. Приводили девку или пару… как-то раз четверых, которые уже все. Ну, стало быть, одна вовсе от дурмана разум утратила. Еще одна приболела так, что смыслу лечить не было. И двое бежать пытались. Их поймали, ну и поучили. Верно, не первый их побег, если так. Сперва-то вразумить пытаются, а тут не вышло. Она их напоила сонным отваром, и уже потом вниз. А поднялась сама. Одна, стало быть. И так всякий раз. Еще, как поднималась, после к себе шла и пила. Много пила. До одурения. Тогда вовсе дверь закрывала, чтоб никто-то не видел. А как трезвела, то в банк отправлялась. Деньги относила. Денег у ней тоже изрядно. И вот мне сперва любопытно было, как же так… людей-то в доме не появлялось, в подвал она-сам шла, так откуда деньги?
– Но ты не полезла.
– Нет. Вовремя сообразила, что не след. Ну а там, после аукциона, мне и велено было спускаться. Мол, дом заприметили не те люди. Надо уходить. В другое место.
– В какое?
– Мне сказали, что есть куда. Новый. На окраине. Там порядок навести надо… мы шли… спускались. И… помню, что к нам еще девка прибегла, из этих, которые наверху бы. Что-то сказала, а что… потом в шею кольнуло и все.
Она развела руками.
– Имен не знаю.
– Аукцион. Его ведь кто-то организовывал. Прием. Цветы эти.
– Цветы я заказала.
– А остальное? Закуски. Посуда. Обслуга. Эти… ряженые.
– Ряженые и есть. Хорошо сказал, - Кэти кивнула. – Они уж тут сами. Мамаша еще записочку послала, когда собираться. А там уже и явились. Всегда являлись. Такие от… серые людишки.
– В серой одежде? – уточнил Эдди.
– Неа… хотя и одежка неприметная. Просто… такое от… будто серые, понимаешь?
– Нет.
– Не знаю, как объяснить. Что пылью припорошенные… ну вроде человек человеком, а он… как ненастоящий? Или вроде того. Работнички-то хорошие. И главное, вот теперь понимаю, что обыкновенные люди, как работу работают, то все ж друг с другом хоть словом, но перемолвятся. Эти же ж и не отвечают, если окликнуть. И других как не видят. Хоть ты на шею сядь, он не заметит. Иные девки, которых дом брала мыть, ажно спорили меж собой. Взялись перед этими крутиться, а без толку… идет такая вон, голая почитай, нормальный мужик шею бы свернул, а эти… - Кэти махнула рукой. – Над ними другие, в черном все. В париках. Даже когда никого нетушки, они все одно. И я тебе скажу, что они, пускай и играются в прислугу, да старшие. Над теми, что в масках.