Восток. Запад. Цивилизация
Шрифт:
Стойбище.
Прямо как в одном из романов. С домами из шкур и палочек. Сверху они кажутся смешными. С волокушами. Огромными косматыми бизонами, что паслись рядом. С кострами, орками, оркскими женщинами и детишками.
– Я долго пребывал на грани… и чувствовал, как они умирают. Все они. Те, кого я знал. И те, с кем связан был кровными узами. Я слышал их боль. Отчаянье. Я видел оковы города, закрывшего им путь. И я хотел помочь, но был бессилен. Я сам стал пленником.
– Орков? Как они… ты же дракон!
– Дракон,
– Ничтожными?
– И это тоже. Что они сильнее меня. Меня…
Кормили.
И выводили из этого вот странного домика. Усаживали. Укутывали в шкуры. Странно опять же. Зачем он это показывает Эве?
И старика с длинной трубкой. Эва откуда-то знает, что пахнет от старика травами, что лицо его изрезали морщины столь глубокие, что само это лицо казалось сложенным из кусочков. Старик приносил горшочки со снадобьями.
Примитивными.
Но иных вдруг не стало. И он, великий могучий змей, терпел. И снадобья. И молчание это, выматывавшее душу. И то, что у него, оказывается, тоже есть душа.
– Ты жил с ними.
– Долго. Кости мои срослись, но как-то… когда города умирали, силы их ушли. И мои собственные не вернулись. Точнее возвращались, но медленно и по крупицам. Это племя называло себя детьми Медведя. Они не стояли на одном месте, ибо бизоны выедали траву и шли дальше, а они шли за бизонами. Я… привык. Не сразу. Не знаю, сколько времени прошло, но я вдруг стал говорить. Был там один… мальчишка. Его родители погибли. Племя не бросило его, но и дома у него не было. Как и у меня. Он присматривал за мной. Я… стал говорить с ним.
Эва молчала.
Что тут скажешь.
– День за днем. Год за годом…
И тот, кто сидел, закутавшись в грязные шкуры, решился встать. Пусть не сам, пусть опираясь на руку подростка-орка.
Сделать шаг.
Другой.
– Он, тот мальчик, был мал и слаб. Еще и хром. Из него не вышло бы охотника. В нашем городе его не стали бы мучить жизнью. Но он оказался сметлив. И я стал его учить. Эти их снадобья… они были совершенно бестолковы. Я же кое-что помнил. Из прежней жизни.
Там внизу меняется.
Время течет. И рисует узоры рек и озер. Красит земли то зеленью, то снегами. Красиво. Очень даже. Эва запомнит. И нарисует что-то похожее.
– После оказалось, что у него дар, пусть и слабый. И я поделился кровью.
– Зачем?
– Драконы, каковы бы они ни были, первые дети творца. И в их крови звучит эхо его первозданной силы. Кровь дракона исцеляет. Болезни так точно… избавит от ядов, проклятий… от многого. Я проверял.
В этом Эва не усомнилась.
– Даже при том, что у меня не осталось сил, она действовала. И искра его дара стала пламенем. Правда, дар вышел таким… своеобразным весьма.
–
– А потом я все-таки умер.
Какой-то не слишком радующий финал. Эва нахмурилась.
– Не печалься, дитя. Я устал жить. Когда ты один, когда ты последний в своем роду. Когда каждую ночь ты слышишь голоса своих братьев и сестер, которые умерли, но не обрели свободы… когда день за днем мир меняется, и ты понимаешь, что в нем не осталось места, смерть начинает казаться избавлением. Я научил того, кого, пожалуй, мог бы назвать сыном всему, что знал.
– И умер.
– Да… на берегу.
– Но все одно остался? И умер ты человеком? Или…
– Он хорошо распорядился моим даром, тот мальчик. Да, для него время шло быстрее. И я видел, как он нашел женщину, которая не посмотрела, что он хром и слаб. Она вошла в его дом и родила ему детей. И мне тоже, ибо в крови их была часть моей… я дал им еще. Почему-то это показалось важным… я видел, как они растут. И как появляются на свет их дети. И снова учил… долго. А потом все-таки устал. И когда решение было принято, мы пришли на берег. Мой сын, чей срок тоже давно вышел, и я. Я… уже набрал достаточно силы, чтобы ненадолго вернуть себе истинное обличье.
– Ты…
– Поднялся в небо. Тебе не рассказать, дитя, какое это счастье, подняться в небо. Я взял его с собой. Как обещал когда-то. Так что да, мы умерли счастливыми.
– Но ты не ушел.
– Нет. Выяснилось, что с клятвами нужно быть аккуратней… я пообещал своему сыну, что буду присматривать за его детьми. Вот и… - дракон поднялся выше.
И выше.
И еще выше.
Интересно, а сможет ли дракон долететь до солнца?
– Старший из потомков его… и моих, он умел видеть сокрытые пути. Мы говорили. Он искал способ отпустить, однако не находил… я подарил ему кость. А он сделал дудочку.
По спине Эвы поползли ручейки пота.
– Потом… они возвращались. И играли мне. Дети моих детей. Они почти забыли, зачем это делают. Но я отзывался. И приходил. Помогал, чем мог, но мертвецы на многое не способны… совет вот дать разве что. В последний раз музыка играла давно.
Туман внизу.
И поле.
Или нет? Берег? Река, да, река… и Эва понимает, что это место, из которого вырос город, он и сейчас есть, только совсем другой. Дома и домишки, спутанные улицы. Корабли какие-то.
Люди в красных мундирах.
Их много. И пушки есть. И… война? Нет.
– Тот, в ком жива была моя кровь, пришел за советом. На самом деле совет ему не был нужен.
А с другой стороны долины – волокуши и шатры.
Костры.
Племена… не только орки.
– Он желал мира. Он верил, что мир возможен. Что земли вдоволь для всех… их никогда не было много, детей моей крови. И крови моих братьев… Не я один был таким щедрым, как выяснилось.
– Их убили, да?
Эдди ведь рассказывал ту историю, из прошлого.