Вот тако-о-ой!
Шрифт:
– Но будут ли женщины посещать курсы?
– Ну разумеется, будут: женщины принимают всякое приглашение, если оно напечатано на плотной красивой бумаге.
Кредитное общество Великих Озер имело теперь отделение в Кливленде, в Нью-Йорке; проект заинтересовать женщин в покупке ценных бумаг и инструктировать их в финансовых вопросах разрабатывался чуть ли не в государственном масштабе. Предполагалось даже создать газеты и журналы для этой цели.
Беседы для женщин по финансовому праву проводились каждые две недели в Блэкстоне и имели большой успех. Паула была права. Она унаследовала, по-видимому, некоторую долю деловитости,
Решено было в рекламном издании поместить иллюстрацию, которая привлекла бы взоры всех представительниц женского пола и заинтересовала бы их. Заказать эту иллюстрацию Дирк предполагал Даллас О'Маре, чью причудливую, похожую на детские каракули подпись вы могли видеть по меньшей мере под половиной рекламных иллюстраций, какие попадались вам на глаза. Паула не была в восторге от этой идеи Дирка.
– Гм! Она плохо иллюстрирует, эта Даллас О'Мара, – осторожно сказала она Дирку, – но нет ли других, получше?
– Как, она? – Дирк был изумлен. – Так это женщина! А я и не знал. Это имя могло быть и мужским с тем же успехом.
– О да, это женщина и, говорят, очень, очень интересная.
Дирк поручил вызвать к нему Даллас О'Мару. Она не отвечала на приглашение недели две. Дирк решил не ждать больше, советовался с другими художниками-специалистами по рекламе, смотрел их работы, выслушивал их проекты – никто из них его не удовлетворил. Оставалось мало времени, и он поручил своему секретарю вызвать Даллас О'Мару по телефону. Не может ли она прийти к нему сегодня же к одиннадцати часам?
– Нет, она работает до четырех у себя в студии.
– Тогда не придет ли она в контору в половине пятого?
– Да, это она может, но не лучше ли ему прийти в студию, где он увидит ее работы, различные рисунки – масло или карандаш – или белое и черное. Теперь она больше работает карандашом.
Все это было записано секретарем Дирка на доске у стола Дирка. Последний нетерпеливо швырнул окурок в пепельницу, бормоча: «Одна из проклятых артисток с настроением, которые пытаются стать великими» – и сам взял телефонную трубку.
– Соедините, мисс Роллингс, я поговорю с ней сам.
– Алло, мисс, гм, О'Мара! Это говорит мистер де Ионг. Я предпочитаю, чтобы вы ко мне пришли, и мы поговорим с вами здесь, в конторе.
– Что ж, если вы этого непременно желаете… Я полагала, что приход ваш в студию сберег бы время нам обоим. Я буду у вас в половине пятого.
Голос был низкий, медленный, словно ленивый, восхитительный голос. В нем была такая тишина, такое безмятежное спокойствие.
– Отлично, в половине пятого, – сказал Дирк отрывисто. Повесил трубку на крючок. Так и надо с ними обращаться. Ох уж эти мне сорокалетние бабы с растрепанными волосами и пачкой рисунков под мышкой.
«Баба лет сорока, с растрепанной головой и пачкой рисунков под мышкой» появилась, и о ней было доложено ровно в половине пятого. Дирк заставил ее подождать пять минут в первой комнате, так как раздражение против нее еще не улеглось. Итак, в тридцать пять минут пятого в его кабинет вошла… высокая тоненькая девушка в изящном жакетике, в обшитом мехом платье, в черной шляпке, в одно и то же время такой смелой и такой простенькой, что даже представитель мужской половины рода человеческого не мог не признать сразу же ее французского происхождения.
И никакой папки с рисунками под мышкой у посетительницы не было.
В мозгу господина директора де Ионга промелькнули, как молнии, мысли совсем не делового свойства, вроде: «Черт возьми… Глаза-то… Вот эту манеру одеваться я люблю в девушках… Усталый вид у нее… Нет, только глаза имеют такое выражение усталости… Красива… Нет, пожалуй, некрасива… Да она прелесть…»
Вслух он произнес:
– Очень любезно было с вашей стороны посетить нас, мисс О'Мара. – Потом ему показалось, что такое приветствие звучит чересчур помпезно, и он добавил коротко: – Присядьте.
Мисс О'Мара села, подняла на него усталые глубокие синие глаза. Она молчала и глядела на него спокойно и приветливо. Он ожидал слов о том, что обычно она не приходит в учреждения, а принимает их представителей у себя, что у нее в распоряжении только минут двадцать, что день сегодня теплый (или холодный), что у них красивое помещение и что вид на реку великолепен… Но мисс О'Мара не сказала ничего и молчала с приветливо вопросительным видом. И Дирку пришлось самому начать разговор, что он и сделал с некоторой поспешностью.
Это было ново для Дирка де Ионга: обычно женщины первые заговаривали с ним и разговаривали с большой стремительностью. Женщин сдержанных, спокойных его молчаливость делала говорливыми. Женщины разговорчивые болтали с увлечением. Паула всегда говорила сто слов на его одно-единственное.
Но тут перед ним сидела особа еще более молчаливая, нежели он сам. И молчание ее было не тяжелое, не надутое и натянутое, а покойное, приветливое, располагающее к себе.
– Я разъясню вам, что нам требуется, мисс О'Мара. – Он разъяснил и ожидал, что она, как все другие, в ответ разразится тремя-четырьмя проектами. Но и тут эта Даллас О'Мара обманула его ожидания.
Выслушав его, она заметила:
– Я подумаю обо всем этом день-другой, я всегда так делаю. Сейчас я рисую рекламу для мыла. А ваш заказ я Могу начать со среды.
– Но мне хотелось бы видеть, то есть я бы хотел иметь представление, как именно вы думаете выполнить нашу работу.
Не думает ли она, что он намерен предоставить ей действовать, не считаясь с его суждением!
– О, отлично! Загляните в мою студию, если угодно. Эта работа отнимет у меня около недели, я полагаю. Я живу на том берегу Онтарио в старом доме, приспособленном под студию. Вы его узнаете по тому, что большая часть кирпичей выпала и боковая стена разрушена.