Вот я
Шрифт:
Он сказал:
– Я никогда не говорил, что чувствую.
– Никогда?
– Именно.
– Звучит как обвинение.
– Это правда.
– Ну, – сказала Джулия, с первым после находки телефона смешком, – есть множество других вещей, с которыми ты справляешься отлично.
– В этом звуке все то, что еще не потеряно.
– В каком звуке?
– В твоем смехе.
– Да? Нет, этот звук означает, что шутка оценена.
Засыпай, упрашивал он себя. Засыпай.
– Что
– Ты серьезно?
– Назови хоть что-то.
Джейкоб страдал. И каким бы заслуженным ни казалось это страдание Джулии, смириться с ним она не могла. Она столько сложила, стольким пожертвовала для его защиты. Сколько переживаний, сколько бесед, сколько слов принесено в жертву, чтобы пощадить его легко ранимую душу? Они не могли поехать в город, который она посещала двадцать лет назад с тогдашним другом. Ей не следовало оглашать осторожные наблюдения по поводу того, что в доме его родителей не признают границ, а тем более – о его собственных методах воспитания, которые чаще всего сводились к отсутствию методов. Она убирала дерьмо за Аргусом, потому что Аргус не умел терпеть и потому что, пусть даже она его не выбирала и не хотела и это было несправедливо, Аргус был ее собакой.
– Ты добрый, – сказала она мужу.
– Нет. По правде, нет.
– Я тебе приведу сто примеров…
– Три или четыре сейчас были бы очень кстати.
Ей не хотелось этого делать, но иначе она не могла:
– Ты всегда возвращаешь на место тележку в магазине. В метро ты складываешь газету, чтобы кто-то еще почитал. Рисуешь карту заблудившимся туристам…
– А это доброта или совестливость?
– Значит, ты совестливый.
А он бы смог не откликнуться на ее страдание? Ей хотелось бы знать, но его ответу она бы не поверила.
Она спросила:
– Тебя огорчает, что детей мы любим сильнее, чем друг друга?
– Я бы так не сказал.
– Ну да, ты сказал бы: «Ты мне ненавистна».
– Это же сгоряча.
– Понимаю.
– Я не хотел.
– Знаю, – согласилась она, – но сказал.
– Я не считаю, что гнев обнажает правду. Бывает, тебя просто несет.
– Знаю. Но не верю, чтобы хоть что-то могло взяться из ниоткуда.
– Я люблю детей не сильнее, чем люблю тебя.
– Сильнее, – сказала она. – И я сильнее. Может, так и должно быть. Может, эволюция заставляет.
– Я люблю тебя, – сказал он, поворачиваясь к ней.
– Знаю. Я никогда не сомневалась в этом и сейчас не сомневаюсь. Но это не такая любовь, которая нужна мне.
– И что это означает для нас?
– Не представляю.
Засыпай, Джейкоб.
Он сказал:
– Знаешь, как под новокаином теряешь ощущение границы между собственным ртом и тем, что вне тебя.
– Ну, наверное.
– Или как иногда
– Конечно.
Почему ему так трудно преодолеть физическое расстояние? Так не должно быть, но так было.
– Не знаю, что я нес.
Она чувствовала, что в нем происходит какая-то борьба.
– Что?
– Не знаю.
Он запустил руку в ее волосы, обхватив ладонью затылок.
– Ты устала, – сказал он.
– Я действительно вымоталась.
– Мы устали. Мы себя заездили. Нужно найти способ отдохнуть.
– Я бы поняла, если бы ты с кем-то спутался. Я бы злилась и страдала бы, и может, это заставило бы меня сделать то, чего я даже не хочу…
– Например?
– Я бы тебя ненавидела, Джейкоб, но по крайней мере я бы тебя поняла. Я тебя всегда понимала. Помнишь, как я тебе это говорила? Что ты единственный человек, который что-то для меня значит? А теперь все, что ты делаешь, меня озадачивает.
– Озадачивает?
– Твоя зацикленность на недвижимости.
– Я не зациклен на недвижимости.
– Как я ни подойду, у тебя на экране дома на продажу.
– Просто интересуюсь.
– Но зачем? И почему ты не скажешь Сэму, что он лучше тебя играет в шахматы?
– Я говорю.
– Да нет. Ты позволяешь ему думать, будто ты поддаешься. И почему ты такой абсолютно разный в разных ситуациях? Ко мне ты выказываешь холодную неприязнь, на детей рычишь, а вот отцу позволяешь вытирать о тебя ноги. Ты уже десять лет не писал мне пятничных писем, но все свободное время проводишь, работая над чем-то, что любишь, но никому не показываешь, и тут ты берешь и пишешь все эти сообщения, которые, говоришь, ничего не значат. На нашей свадьбе я обошла вокруг тебя семь кругов, а теперь я тебя и найти-то не могу.
– Я ни с кем не путаюсь.
– Ни с кем?
– Нет.
Джулия расплакалась.
– Это всего лишь обмен ужасно непристойными сообщениями с одной женщиной с работы.
– С актрисой?
– Нет.
– А с кем?
– А это важно?
– Если важно для меня, значит, важно.
– Одна из режиссеров.
– И ее зовут, как меня?
– Нет.
– Это та рыжая?
– Нет.
– Знаешь, мне все равно.
– Хорошо. Тут не о чем волноваться.
– Как это началось?
– Ну, просто… сложилось. Как бывает. Это было…
– Мне даже не интересно.
– Никогда не шло дальше слов.
– И долго это у вас?
– Не знаю.
– Знаешь, конечно.
– Месяца четыре.
– И ты предлагаешь мне поверить, что четыре месяца каждый день ведешь откровенную эротическую переписку с женщиной с работы и это ни разу не привело ни к какому контакту?
– Я тебя не прошу верить. Я говорю правду.
– Самое грустное, что я тебе верю.
– Это не грустно. Это дает надежду.