Вот я

Фоер Джонатан

Они нашли два места в первых рядах, но едва поставив сумку, Джейкоб сказал: «Пойду принесу кофе». Что и сделали. А потом выжидал со стаканами в руках у входа в школу, пока не останется три минуты до поднятия занавеса. На середине бездарного исполнения юной певицей хита «Отпусти и забудь» Джейкоб

прошептал Джулии на ухо: «И пусть бы отпустила». Ответа он не получил. Группа мальчиков разыграла сценку из «Аватара». Предположительно девочка на разных сортах макарон объясняла, как функционирует евро. Как Джейкоб, так и Джулия боялись выдать, что не знают, какой номер готовил Макс. Как ему, так и ей слишком стыдно было бы показать, что они слишком погрузились в собственные обиды и отвернулись от ребенка. Каждому будет слишком стыдно, если другой окажется лучшим родителем. Оба предполагали, что Макс будет показывать карточный фокус, которому его обучил факир на сорокалетии Джулии. Две девочки исполняли номер с чашкой на песню «Когда я уйду», и Джейкоб прошептал:

– Так иди уже.

– Что?

– Нет. Я о певице.

– Будь добрее.

К финалу учителя музыки и драмы общими силами подготовили подчищенную версию начала «Книги мормона» – воплощая свои мечты и одновременно демонстрируя, почему им не суждено воплотиться в жизнь. Море аплодисментов, короткая благодарность от директора, и дети потекли к выходу и по классам.

К машинам Джулия с Джейкобом возвращались в молчании. И вечером дома о школьном концерте не упоминали. Струхнул ли Макс? Не счел себя талантливым? Был его отказ от участия актом агрессии или криком о помощи? Если бы они задали любой из этих вопросов самому Максу, он напомнил

бы им, что просил не ходить на концерт.

Три дня спустя Джейкоб, выждав положенный час и придя в спальню, увидел, что Джулия еще читает; он сказал: «Ой, я кое-что забыл» и поспешил прочь – не читать газету, как обычно, когда не смотрел очередную серию «Родины», жалея, как часто жалел, что Мэнди Патинкин не родился на десять лет раньше – тогда из него вышел бы отличный Ирв.

Двумя днями позже Джулия вошла в кладовую, где Джейкоб как раз проверял, не сложились ли за десять минут с его последнего заглядывания несколько сотен миллиардов атомов сами собой в какой-нибудь вредный перекусон. Джулия сразу вышла. (Не в пример Джейкобу, она не выдавала надуманных объяснений, если не хотела оставаться рядом, никогда не «забывала кое-что».) Кладовая не входила в список комнат, поделенных молчаливым соглашением, – например, комната с телевизором была территорией Джейкоба, а малая гостиная – территорией Джулии, – но в ней не нашлось бы достаточно места, чтобы находиться вдвоем.

На десятый день Джейкоб, распахнув дверь в ванную комнату, увидел за ней Джулию, обсыхающую после ванны. Она прикрылась. Он видел, как она выбирается из ванны сотни раз, видел, как из ее тела выходили три младенца. Тысячи и тысячи раз видел, как она раздевается и одевается, и дважды – в пенсильванском отельчике. Они занимались любовью во всех мыслимых позах, видели друг друга во всех деталях, во всех возможных ракурсах. «Прости», – сказал Джейкоб, не понимая, к чему относится это слово, только сознавая, что его нога почти нажала спуск мины.