Вовка Булкин из 6 «б»
Шрифт:
Вовка подержал сумку в руках и грустно сказал:
— Ладно, давай.
— Значит, я могу брать любые? — спросил Женька.
— Бери. Бери, какие нравятся, кроме Героев Советского Союза. Я их тебе не отдам.
Женька тут же уткнулся в альбом.
— Так, эта негашеная, за полную цену. Это гашеная, за полцены, — вытаскивал он целые серии.
И вдруг Вовка вспомнил, что через несколько страниц находятся марки с танками, самолетами и пушками Великой Отечественной войны. Ему стало страшно. Сейчас Женька дойдет до них и начнет безжалостно выдирать из альбома. Ведь об этих марках они не договаривались. А если Вовка возразит, то Женька сделает вид, что обижен, будет говорить, что так нечестно, да еще возьмет и прекратит меняться. Но Женька закончил на змеях. Змеи разлеглись в треугольниках, и он очень долго и с удовольствием рассматривал их.
— Значит, этих пресмыкающихся отдаешь?
— Отдаю! — обреченно махнул рукой Вовка.
— Ой вы мои гадики! До чего же яркие! Какой наряд! — марку за маркой вытащил всю серию Женька, осторожно переложил в свой альбом и тут же вытащил золотой, с начищенной бляхой, парадный офицерский ремень. Потом сделал вид, что задумался, и посмотрел Вовке в глаза. — Жалко. Я на него что-нибудь другое выменяю.
Вовка затаил дыхание. Он представил ремень на Вадике и то, как ребята будут завидовать его другу.
— Ладно, бери. Так и быть. — Женька опустошил две страницы и наконец добрался до того места, за которое Вовка боялся больше всего.
— Жень, а Жень, может, не будешь. Тебе они зачем? Мне их дед подарил. Когда еще был жив.
Женька достал лупу и ряд за рядом стал внимательно рассматривать марки.
— Ладно, не буду. Знай мою доброту. Да здесь ни одной целой, все рваные и мятые. Кто так с марками обращается?
— Да дедовы это… С войны еще. — Вовка поднял глаза на Женьку, а Женька уже подчищал следующую страницу. Потом он пошарил в сумке и достал кобуру.
Кобура была старая и потертая. У нее не хватало застежки.
— Видишь, какая гудовская — хорошая, — хитро улыбнулся Женька.
— А как она закрываться будет? — осторожно взял ее Вовка.
— Да ты что? — махнул рукой Женька. — Это же легко. Хоть проволокой прикрути. Кобура-то не простая. Ее мой дед с войны принес.
— С войны? — удивился Вовка.
— Вот лукай, дырочка, — показал Женька на рваное отверстие в кармашке магазина. — Это осколок. Дед говорил, что кобура с пистолетом защитили его.
— Правда?
— Фирма веников не вяжет, — ответил Женька.
И Вовка подумал, если бы это была кобура его деда, он бы ее ни за какие марки не выменял.
— Давай по-честному, — предложил Женька. — Это кобура много стоит… — задумался он. — Семейная реликвия все-таки, с войны.
— Ладно, бери за нее нерусскую фауну. Вот кубинские петухи.
Женька достал лупу и стал переводить кубинские песо в рубли, потом перешел к болгарским левам и все время напоминал, что он честный, что он Вовку не обманет.
Затем из бочкообразной сумки появилась полевая офицерская фуражка и бинокль без одного стекла. На этом Женькины запасы исчерпались. Но марки, и какие марки, еще оставались в альбоме у Вовки.
— Дымовые шашки нужны?
— У нас есть, — стал собираться Вовка.
— А что тебе еще достать?
— Больше ничего не надо, — складывал снаряжение Вовка.
Хотя Женьке не удалось выменять оставшиеся марки, он был доволен.
— Вот дурак, — говорил он потом про Вовку. — За ерунду бестовые марки отдал.
На следующий день Вадик стоял перед строем в темно-зеленых, как у лейтенанта, брюках, заправленных в сапоги, в светло-зеленой с погончиками рубашке, из-под которой выглядывал парадный офицерский ремень. Ремень отяжеляла кобура с самодельным пистолетом. К левому боку прижималась офицерская сумка, а грудь закрывал огромный артиллерийский бинокль.
Ребята с удивлением смотрели на Вадика.
— Проводите занятие, — приказал лейтенант.
— Есть, — коснулся рукой фуражки Вадик и громким голосом: — Равняйсь! Смирно! Направо! — повернул строй и скомандовал: — Шагом марш!
— Молодец, хорошо, — тихо сказал ему лейтенант. — Видишь, я не ошибся в тебе. А это, — окинул он взглядом обмундирование Вадика, — ты хорошо придумал.
За малиной
В деревню к бабе Насте Вовка приехал поздно вечером. И когда после ужина она предложила постелить ему на сеновале, он страшно обрадовался. Сколько он читал о деревенских мальчишках, ночевавших на сеновале, а самому ни разу не приходилось. Но он даже представить себе не мог, какой будет эта ночь. С вечера его стали донимать комары. Потом несколько раз будили собаки. До рассвета его напугал ранний петух, а под утро разбудили коровы, уходившие на пастбище.
Утром бабушка долго тормошила внука. За завтраком его даже не радовали блины, сложенные стопочкой на большой тарелке. Хотелось спать. Вовка взял верхний блин и вяло пожевал. Потом вспомнил, что его ждет рыбалка, и отправился с удочками на речку.
…Поплавок притих на воде, и ничто, казалось, не могло потревожить его. Вовка смотрел, смотрел и уснул.
— Рыбак, рыбак! Спит… Наверно, городской, — услышал Вовка над левым ухом девчачий голос.
— Конечно, городской. Сразу видно, — на этот раз прозвенел справа голос мальчишки. — Вон и пескарю наскучило на леске болтаться.
Услышав про пескаря, Вовка мгновенно открыл глаза и дернул удочку. Точно, на крючке болталась заморенная рыбешка. Он с напускным достоинством снял с крючка свой улов и лишь потом неторопливо оглянулся.
Девочка и мальчик, оба худые и длинные, смуглые, с большими карими глазами, с любопытством рассматривали Вовку. Девочка была с косичками и чуть возвышалась над мальчиком. А в остальном они были очень похожи.
Вовка посмотрел на часы. Секундная стрелка замерла. Часы будто уснули. Еще зимой он решил заглянуть внутрь. Открыл крышку, потрогал механизм, и с тех пор часы ни с того ни с сего останавливались, и, чтоб заставить их тикать, приходилось долго трясти рукой.