Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:
– Оставь нас, - приказала Ири, неопределенно махнув рукой.
Охранник послушался, и массивное тело исчезло с ее глаз быстрее, чем выпущенная Гардэрном молния достигает земли. Истарг также медлить не стал. Как только путь был освобожден, молодой человек подлетел к Таирии и накинулся на нее с претензиями.
– Что значит - приказ руаниданы? Зачем нам столько вещей? Что с ними делать? Мы так до полной луны грузиться будем!
– Достаточно, - придав своему голосу суровую строгость, велела Таирия.
Подобным тоном она обычно осаживала
– Ты что? Сундук отвоевывал?
– посмеиваясь, поинтересовалась она у юноши, при этом окинув беглым взглядом окрестности. Главе совета ее поведение точно не понравится, если конечно кто-то соизволит доложить. Убедившись, что кроме гаэтаров поблизости никого нет - а в том, что эти не проговорятся, сомнений не было - Таирия продолжила: Или собираешься перед Лутаргом спрос держать?
Округлившиеся глаза Истарга вызвали новый приступ веселия, теперь уже прорвавшегося в виде хохота, и Ири согнулась пополам в попытке перебороть неуемную радость. Усилие провалилось, ибо взволнованный шепот собеседника: "Великая Траисара", - не располагал к успешной борьбе с самой собой.
– Богиня тебе не поможет, - кое-как выдавила девушка, все еще держась за бока, но уже не хохоча, как безумная.
– Лу сам себе бог и…
Договорить Таирия не смогла. Где-то позади раздался призывный крик птицевода, требующего прислать писчего за бирюзовой лентой. Почтовый голубь вернулся домой из Эргастении.
Ничто не говорило об их приближении. Они незримо проносились мимо следующих в столицу путников. Порывом ветра касались их разгоряченных лиц, чтобы исчезнуть в лучах полуденного солнца. Вороные, подвластные воле верховых, галопом неслись вперед, но ни один их встреченных ими путешественников не замечал промчавшихся рядом жеребцов, также как и наездники они превращались в мираж песчаного ока, о котором осталась только память и рассказы, передающиеся из уст в уста.
Собиратели тел также не обращали внимания на случайных встречных. Их не существовало для Рожденных с духом. Тресаиры были заняты иными мыслями, но у каждого из них они имели собственное направление. Для одного объект размышлений отстоял от всадника на многие дни пути, затерявшись где-то среди многочисленных тэланских городов, для другого остался в Антэле, в образе темноволосой девушки, кутающейся в шаль и во все глаза разглядывающей нежданных гостей.
– Для кого она?
– не выдержал, наконец, Тримс и задал брату мучающий его вопрос.
Сальмир ответил не сразу, и за время его молчания младший из тресаиров успел пожалеть, что спросил. Казалось, брат не в настроении отвечать.
– Лиотари выбрал ее уже давно, но Перворожденный запретил дотрагиваться до девушки, - в конце концов заговорил калерат.
– Запретил? Когда? Не помню, чтобы Нерожденная вела нас.
– Вела. Но когда Лураса отказалась уйти с нами, Антаргин велел оставить девочку с ней.
– Так она…
– Одна из способных разбудить духа, - перебил брата Сальмир.
– Ты же почувствовал это, не так ли?
– Да, наверно, - в задумчивости протянул Тримс, вспоминая реакцию девушки на их появление. Что-то похожее на тягу пробудилось в ней. Тогда Истинный объяснил ее состояние страхом, но сейчас, после слов брата, осознал, что ошибся.
– Возможно, стоит попробовать сейчас? Если в ней достаточно сил, чтобы поднять лиотари, нельзя упускать возможность. Таких мало, сам знаешь. Зачем Риане питать лишнего духа, если для него есть подходящий носитель? Давай я вернусь…
– И будешь иметь дело с Перворожденным, - закончил за брата Сальмир, давая понять, что забыть об этой идее - самый лучший из имеющихся вариантов.
В глубине души он был согласен с Тримсом - упускать возможность глупо, но идти наперекор требованию Антаргина все же не собирался. Очень сомнительно, что его мнение на сей счет со временем изменилось. Перворожденный не станет трогать племянницу Лурасы, без ее добровольного согласия. А в том, что девушка самолично решит отправиться в Саришэ, калерат сомневался.
Быстрая и предупредительная. Тягостная и древняя. Любая! Лутарг испробовал на себе все виды боли. Он знал вкус каждой из них; от мгновенно обжигающей кожу - поверхностной, до долгой и тягучей, беспрестанно ноющей где-то в глубине существа.
Сейчас она была раздирающей. Ножеподобные когти впились в его душу и медленно кромсали ее на части, пытаясь вырезать нечто очень важное и необходимое. Важное настолько, что молодой человек не видел дальнейшего существования без этой составляющей себя самого. Лутарг не представлял себя без рьястора.
Он ощущал нежелание духа, как свое собственное. Знал, что Повелитель стихий изо всех сил противится Нерожденному, но не может совладать с ним. Риан постепенно вытягивал сущность рьястора, заставляя духа концентрироваться и уплотнять образ, чтобы тот принял видимое обличие и, наконец, показал истинное лицо.
Заставив себя отрешиться от боли, принять ее, как данность, что-то несущественное и легко переносимое, Лутарг потянулся за спину, где, скрытая от посторонних глаз плащом, обвивала ремень короткая плеть с узелками - оружие на вид не грозное, но в умелых руках способное причинить массу неприятностей. Высвободив фал, молодой человек взялся за рукоять. Пальцы привычно сомкнулись вокруг рельефной поверхности, заняв положенные выемки. Вместе с ощущением знакомой тяжести, обострилось желание дать отпор.